Статьи

Родом из Приморья

17.10.2008

Архиепископ Владивостокский и Приморский, Высокопреосвященнейший Вениамин (в миру Борис Николаевич Пушкарь) родился 8 ноября 1938 года в селе Хороль Приморского края. Пройдя Богом данный заметный путь жизни, владыка встречает свой 70-летний юбилей на коренной родине — богоспасаемой земле дальневосточной.

Труд и семья были для семьи владыки средоточием бытия. У супругов Николая и Анны росли четверо детей: дочка и трое сыновей. Дочка Лидочка умерла в младенчестве. Остались Александр, Василий и младший — Борис. В 1941-м малышу было всего три года. На фронт отец пошел в 1942 году. «В моей памяти сохранилось, как мы прощались, — вспоминает владыка Вениамин. — Поздний вечер, мама на кухне, отец будит меня и начинает что-то говорить — ласково, тепло. Не помню о чем, помню только это тепло…».

Отец воевал, а жена и сыновья ждали. Как только из репродуктора, похожего на большую черную тарелку, начинали звучать сводки с фронта, все собирались вместе. Слушали, затаив дыхание. Советские войска отступали. От таких известий мама начинала плакать…

Жили нелегко, как и все в то время. Мама работала санитаркой в госпитале, дети порой не видели ее сутками — дежурила. Старший 12-летний брат Александр оставался на хозяйстве: варил суп на примусе, приглядывал за младшими.

А потом пришел День Победы. Май 1945 года — теплый, солнечный. В центре села — митинг. Обнимаются, плачут взрослые, восторженно, в ожидании салюта, суетится детвора…

Отец вернулся в 1946 году — был тяжело ранен, долгое время провел в госпиталях. Но главное — вернулся! Младшему, Борису, привез в подарок трофейную немецкую губную гармошку, с которой он не расставался все детство, гордо показывал сверстникам подарок отца-фронтовика.

Вскоре отцу предложили работу в одной из воинских частей под Владивостоком и семья Пушкарей переехала на 28-й километр. В то время в городе был единственный православный храм — на Первой Речке, где Бориса в семилетнем возрасте и крестили: «После этого у меня в душе все изменилось — появился страх Божий, — рассказывает архиепископ Вениамин. — Бог для меня не был страшным, Он, по рассказам мамы, был добрым. Я благоговел перед Богом, боялся нарушить Его заповеди. Алюминиевый крестик я пришивал к майке, чтобы не потерять. А потом, когда мама стирала, она его отпарывала и пришивала к другой майке. В церкви, куда водила меня бабушка или мама, я видел сверстников — тоже с бабушками и матерями. И это была наша общая тайна. Она сближала. Храм был в городе, а школа — в пригороде, и это придавало еще большее значение церковной молитве».

Жили сначала на станции Угольная; отец служил в воинской части; Борис с братьями учились в школе. На всю жизнь сохранил Борис любовь и благодарность к своему первому учителю Константину Федоровичу. Когда семья переехала в новый дом, построенный отцом на станции Весенняя, Борис пошел в школу № 3, в Садгороде.

Православный уклад в семье сохранялся всегда — мама и бабушка Бориса были женщинами глубоко верующими. В доме в красном углу даже в годы самого лютого атеизма висела икона святой великомученицы Варвары. Была и Библия — ветхая, без переплета, мама бережно заворачивала ее в платочек. «Религиозное чувство во мне пробуждалось постепенно, исподволь: человек ведь по природе своей религиозен. Помню, мама нам рассказывала о Христе. Больше всего в детстве меня потрясла история о мученической смерти Христа. Я несколько дней не мог ни о чем думать: за что так Его мучили?.. И вдруг в одной из бесед мама говорит, что «Христос воскрес, смертью смерть поправ». Моя душа возликовала! Это ощущение приходит ко мне всякий раз, когда наступает самый светлый и радостный праздник — Пасха.

Школа запомнилась повальным атеизмом. То же — и в газетах, и по радио. Был случай во втором классе на уроке математики: вдруг поднимается из-за парты одна из учениц и говорит громко, на весь класс: «Константин Федорович! А бабушка Лены говорит, что Бог есть!». Ошарашенный учитель подбежал к столу, взял бумажку и обратился к детям: «Дети, вот я бросаю бумажку, и она падает вниз. Как же Бог может сидеть там, наверху? Не верьте никаким бабушкиным сказкам!.. Дети, Сталин — наш мудрый отец. Мы здесь сидим, а он там, в Кремле, день и ночь думает о нас. Поэтому, когда будете ложиться спать, «Гимн Советского Союза» прочитайте…» — рассказывает владыка.

Как и все его сверстники, в детстве Борис мечтал стать капитаном — а как иначе? Море было рядом. В школе у Бориса было много друзей, его даже как-то выбрали старостой класса. Потом, правда, стали наседать: «Ты староста, тебе положено быть комсомольцем!». Но комсомольцем он так и не стал…

«Помню интересный разговор на тему о религии, — рассказывает владыка, — мы спорили, и одна из одноклассниц в сердцах сказала: «Ну, так и не поступишь никуда учиться!». На что я ей ответил: «Значит, ты из-за этого в комсомол пошла?». Больше она ко мне не приставала…

Десятилетку окончил в 1957 году. В армию Бориса Пушкаря не призвали из-за болезни — сказалось голодное военное детство. После окончания школы, пока ему оформляли в военкомате «белый билет», работал на «Дальзаводе», трудился алтарником в Свято-Никольском храме, где настоятелем был отец Сергий. Иногда ездил в Уссурийск, молился в храме Покрова Пресвятой Богородицы. Протоиерей Сергий и благословил его на учебу в Московской духовной семинарии.

1959 год — время так называемой хрущевской оттепели, которая для Русской Церкви стала временем новых жесточайших гонений. Поскольку документы для приема в семинарию юноша отправлял по почте, «компетентные органы» знали о его намерениях. Уже перед отъездом, буквально за три часа до поезда, в дверь постучали нежданные гости — из райкома комсомола, партийные активисты — начали отговаривать. Однако билет уже был куплен. Только они за порог — Борис на поезд. Успел.

Архиепископ Иркутский и Читинский Вениамин (Новицкий), к которому в первую очередь по рекомендации протоирея Сергия приехал Борис Пушкарь, определил ему ехать в Москву. «Именно владыка Вениамин направил меня на учебу в духовную семинарию. Надо сказать, что для верующих людей это было непростое время. Мы жили в атмосфере нового наступления на религию. С 1961 года некоторые под давлением, конечно, начали уходить из семинарии. В газетах появлялись статьи «прозревших» священников, хуливших Церковь. В их числе оказался даже профессор Ленинградской духовной академии, бывший протоиерей Алексей Осипов. В ход были пущены клевета и ложь. Так, одного из семинаристов забрали в армию, а потом в газете появилась «отказная» статья за его подписью. А позже в семинарию пришло письмо, где «автор» просил не верить этой статье — он ее не писал. Гонение на веру продолжалось широким фронтом, власти закрывали духовные школы в Киеве, Ставрополе, Житомире, Саратове… Казалось, очередь за Московской духовной семинарией. Один из преподавателей прямо так и говорил: «Что, братия, капустой недовольны? Смотрите, повесят завтра замок на семинарию — и вовсе пойдем на все четыре стороны…». Но под кровом молитвенника Земли Русской, преподобного Сергия, семинария жила.

Владыка вспоминает, что некогда в Троице-Сергиевой Лавре была уникальная библиотека, которой могло бы позавидовать любое учебное заведение: «Я это по достоинству смог оценить, когда при работе над кандидатской диссертацией пришлось обратиться за редкой богословской книгой в «ленинку». Для этого потребовалось специальное разрешение КГБ и довольно много времени на всякие согласования. К слову, эта книга оказалась с печатью Лавры — в свое время и ее оттуда просто изъяли. Часто студенты философских факультетов и университетов в СССР имели доступ к подобной литературе только на старших курсах и только в случае работы над соответствующей темой. Так что в каком-то смысле семинаристы и студенты духовной академии находились в более выигрышном положении».

Особенно полюбились начинающему богослову те лекции, которые представляли собой апологетику веры.

Восемь лет учебы — сначала — семинария, потом — академия — стали определяющими в жизни будущего архипастыря. Окончив семинарию в 1963 году, поступил в Московскую духовную академию.

«Вспоминаю Прощеное воскресенье в Духовной академии, — рассказывает архиепископ Вениамин. — Вечером после богослужения все оставались в храме, ректор выходил из алтаря, низко кланялся и просил прощения. Затем к нему подходили преподаватели — по старшинству. Испросив прощения, становились рядом. После преподавателей шли студенты. И так до самого последнего человека. Постепенно образовывался большой круг. Все мы испытывали волнение, потом чувство умиления, у некоторых в глазах стояли слезы — это был праздник единения и очищения души».

В 1967 году Б. Н. Пушкарь защитил кандидатскую диссертацию по кафедре основного богословия на тему: «Доказательство бытия Божия и бессмертия души в философской системе Э. Канта и анализ их на основании христианского мировоззрения». Кандидат богословия Борис Николаевич Пушкарь оставлен при академии профессорским стипендиатом. С 1967 года он — преподаватель Библейской Истории, читает лекции по Основному богословию и логике. Преподавательской деятельностью занимался почти четверть века — 24 года, совмещая с кропотливой научной работой. Очень подробно изучал исторический опыт богоискательства интеллигенции в России, собирал на эту тему материал для магистерской диссертации: «Евгений Николаевич Трубецкой и его религиозно-философские воззрения».

1988 год стал для профессора Бориса Николаевича Пушкаря очень важным. В год празднования 1000-летия крещения Руси он отправился в паломничество на Святую Землю.

«О Святой Земле можно говорить бесконечно. Блажен человек, побывавший там, — размышляет владыка Вениамин. — На этой земле жили патриархи — первые угодники Божии, на ней зародился народ еврейский, который должен был приуготовить пришествие в мир Спасителя. А вместо этого он распял Сына Божия, когда Он явил Себя людям. Но добровольными страданиями Христа и Его Воскресением явилась в мир победа над силами зла… Есть в Иерусалиме такие места, где можно отдаться духовному созерцанию, прикоснуться душой к евангельским событиям: гора Елеонская, Кедронский поток, Гефсиманский сад… Сам древний город обнесен стенами, восстановленными в пятнадцатом веке по старому фундаменту времен Маккавеев… Благодатно побывать в тех местах, где ступал Господь наш Иисус Христос. Мы ищем града небесного, горнего Иерусалима и именно туда стремимся всей душой».

После паломничества во Святую Землю Борис Николаевич в том же 1988 году ректором МДА и архиепископом Александром (Тимофеевым) был рукоположен сначала во диакона, а затем во иерея. В 1992 году иерей Борис Пушкарь возведен в сан протоиерея.

Епископ Уссурийский Сергий (Чашин) вспоминает: «В 1992 году я поступил на первый курс Московской духовной семинарии. Протоиерей Борис был нашим классным руководителем. Все знали его как богобоязненного священника, очень ревностного в духовной жизни. При этом отец Борис был очень скромным, доброжелательным человеком, эрудированным преподавателем и интересным рассказчиком, его все любили. Ходил он всегда в подряснике, поверх носил кожаный монашеский пояс».

Однажды летним днем 1992 года отца Бориса вызвал ректор. Оказалось, нужно ехать в Москву, в Патриархию, к Святейшему Патриарху Алексию II. В назначенное время протоиерей Борис был в приемной Его Святейшества. «Святейший благословил меня, и я услышал: «Вы родом из Приморья? Так вот, отправляйтесь туда епископом». Для меня это было как гром среди ясного неба. Признаться, самым большим моим желанием было продолжать преподавать, о чем я и сказал. Но Священный Синод принял решение о наречении меня епископом Владивостокским и Приморским. Я понял, что это промысл Божий, Божие повеление, противление которому будет грехом».

13 сентября 1992 года состоялся монашеский постриг отца Бориса в Никоновском приделе Троицкого собора. Совершил постриг архимандрит Сергий, ризничий Лавры, игумен Косьма стал восприемником ставшего на монашескую стезю с именем в честь священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского.

Архиепископ Вениамин считает, что при выборе монашеского имени Святейший Патриарх Алексий II исходил из того, что духовником у отца Бориса был архиепископ Иркутский Вениамин — один из подвижников и ревностных служителей Православной Церкви советского периода, немало испытавший во время гонений на Православную Церковь в 60–80-е годы XX столетия.

20 сентября игумен Вениамин возведен в сан архимандрита. В канун праздника Рождества Пресвятой Богородицы архимандрит Вениамин был наречен епископом Владивостокским и Приморским.

Архиерейская хиротония состоялась в самый праздник 21 сентября 1992 года в Богоявленском патриаршем соборе Москвы. И вот уже 24 октября 1992 года епископ Владивостокский и Приморский Вениамин прибыл в родное Приморье. Примечательный факт: через несколько лет после хиротонии митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий передал ему панагию первого епископа Владивостокского и Камчатского — Преосвященного Евсевия (Никольского) как его преемнику на Приморской кафедре.

В своем первом отчете, отправленном в Патриархию, епископ Вениамин писал: «Куда ни посмотри, в какую проблему ни вникни — везде нужны руки, помощники. Пока их мало, но даст Бог — все обустроится. Повода к унынию нет. Надо молиться и трудиться, а Господь все знает, все устроит, во всем поможет. Да будет на все Его Святая воля».

Годы восстановления епархии в Приморском крае пришлись на трудные времена эпохи «перестройки», поставившей страну на грань экономической катастрофы. Закрывались предприятия, люди месяцами не получали зарплату. В одной из проповедей владыка Вениамин говорил тогда: «Враг нашего спасения так и ищет случая, чтобы вогнать нас в печаль и уныние, а через это и в отступление от веры Христовой. Будем стремиться не поддаваться ему: молиться больше, если чувствуется приступ унынья, идти на службу в храм, и по вере нашей Господь подаст нам потребное. Когда-то мы жили в достатке, не отказывали себе в яствах и питии. И грешили, забыв о душеполезных постах, установленных в нашей Церкви Святым Преданием. Так некогда жил Израиль. Но потом «отучнел Израиль и забыл Бога». А теперь, чтобы призвать нас к покаянию в эти последние времена, Господь дает нам возможность поститься по принуждению. Правда, такое воздержание в пище менее ценно в Его очах. Но по-другому иные, может быть, не поймут тяжесть нашего окаянного положения».

Как-то к владыке обратилась с вопросом одна журналистка: «Способен ли один христианин вывести нас из мрака сегодняшней жизни?». Епископ Вениамин ответил: «Наше спасение не в каком-то одном, хотя бы и талантливом христианине, а во Христе. Когда Россия заживет Христом, тогда и спасение придет для нее. Я отдаю себе отчет, что слова мои могут быть восприняты как благое пожелание на фоне ужасающего нравственного растления современной России. Конечно же невозможно этому идеалу завтра же воплотиться в жизнь. Но к нему надо стремиться — другого пути для России нет».

 

---