Интервью

Русское православие в Австралии

02.11.2007

Прошло полгода со дня исторического момента воссоединения Русской Православной Церкви. 17 мая состоялось первое совместное богослужение Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и первоиерарха Зарубежной Церкви митрополита Лавра. О том, как происходит этот процесс воссоединения в наши дни, рассказывает протоиерей Руф Тоболов, настоятель храма Иверской иконы Божией Матери приморского села Хмыловка, переехавший в Россию из Австралийской епархии еще в 1995 г. Недавно он снова побывал на месте своего прежнего служения за границей.

— Отец Руф, почему вы решили за несколько лет до воссоединения переехать в Россию?

— С самого начала по приезде я пришел прямо к архиепископу Вениамину. Сказал, что так и так: переехал на постоянное жительство в Россию, в Хмыловку. Как вы смотрите, могу ли я здесь послужить? Приехал я по убеждению. Надоело мотаться по заграницам. Дед мой — герой России, прошел две войны: Японскую и Боксерское восстание. Хочется остатки жизни пожить в России. В Австралии сейчас пошел спад. Никого сейчас не удивишь, не просветишь. Кто ходит в храм, тот и будет ходить. А кто не ходит – его не привлечешь ничем. А в России – подъем.

Владыка попросил меня организовать приход в Ливадии. Мы открыли сначала храм в помещении Сбербанка. А сейчас в поселке построена новая большая церковь. Потом перевели меня во Врангель. Послужил там 3–4 года. Затем в моем селении люди стали просить организовать службы. До Врангеля несколько километров. Вот сейчас пытаемся там организовать что-нибудь, построить. Пока службы совершаются в арендованном совхозном домике. А чтобы построить храм – возникают такие препоны и препятствия! Даже не знаю, представится ли такая возможность или нет. Хотя в Хмыловке был храм до 1967 года, хороший храм, из кедра. Когда его снесли, то на фундаменте построили сарай, потом снесли и сарай, и сейчас на месте храма автобусная остановка. А через дорогу – дом священника. Хороший, сохранившийся дом. Просим его отдать под храм. Говорят, что нет документов, подтверждающих этот факт. Его до сих пор называют поповским домом. Свидетельства старожилов деревни не принимают. Архивные списки храмов существуют, но только до 1912 года, а храм был построен в период между 1915 и 1916 гг. прошлого века и в этих списках не значится. Вот так и бьемся за строительство храма.

— Вы недавно вернулись из Австралии, где были в гостях. Скажите, после воссоединения поминают ли в австралийских храмах имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II?

— Да, как и было постановлено. Но, к сожалению, не везде.

Отношение к воссоединению ветвей русского православия неоднозначно. Примерно 1/5 духовенства Автралии ушла в раскол. Всего в Австралийской епархии около 20 священников. Так вот, 5 из них приняли сторону самозваного епископа Тихона, которого не признала ни зарубежная церковь, ни владыка Виталий. Он фактически был хиротонисан в архиереи незаконно. Архиереи, его рукополагавшие, были на тот момент в запрещении за 4-кратные нарушения канонов. Фактически Тихон никто. Он воспользовался случаем, что в зарубежной церкви происходит брожение в связи с воссоединением, издал указ, что отныне он является главой РПЦЗ, единственным праведным пастырем, что Синод РПЦЗ якобы совратился и что все священнослужители должны подчиняться ему. И Господь помрачил разум некоторым священникам – часть из них присоединилась к нему.

Естественно, владыка Австралийский и Новозеландский Илларион, правящий архиерей епархии, сразу исключил его и запретил в служении. Храмы остались принадлежать епархии, поставили просто других священников. А «отколовшиеся» ушли в никуда. И это болезненно воспринимается, переживается даже на семейном уровне. Я знаю восемь-девять семей, где прошло разделение изнутри. Часть семьи приняла сторону объединения, часть ушла в раскол.

Даже такой случай был в храме в честь Владимирской иконы Божией Матери в Брисбене, который мы строили. Там служил отец Петр Фомин, молодой священник. И вот, когда начался процесс объединения, что-то в голову вошло ему. Он неопытный, мало еще что в жизни видел, но как-то окончил семинарию. Не знаю как – мало что вынес оттуда в духовном плане. Тем не менее, получив указ Тихона, он за две недели до объявления о своем решении, подписал контракт с Тихоном, т. е. переход. И только через две недели во время богослужения после чтения Евангелия вышел и зачитал этот указ. Отныне мы подчиняемся такому-то такому-то. Вместе с ним на приходе служили три диакона. Мои дети, зять мой, австралиец. Вышли из алтаря и спросили:

— А кто вам позволил читать такой указ? Владыка Илларион в курсе этого дела?

— Нет.

— Следовательно, ваш указ незаконен, просим вас прекратить богослужение и выйти из храма. С этого момента мы вас не признаем священником. Храм был построен без вас и останется также без вас. Никуда мы из зарубежной церкви не пойдем. Никакого раскола вы здесь не сможете учинить. Можете быть свободны.

И он, уходя из церкви, прихватил чемодан. Вероятно, собрал сосуды, еще что-то. А диаконы стояли у дверей.

— Батюшка, что в чемодане?

— Какое вам дело? Я священник.

— Отнесите, поставьте в алтарь, ничего не вынесете отсюда. Как пришли сюда, так и уйдете.

Он оставил чемодан со скандалом. Ушел. Через 10 минут присылает сына. Лет 12 сынишке. Дескать, пойди принеси из алтаря то-то то-то.

Но мальчика в алтарь не пустили. И замки на дверях поменяли.

Через неделю этот священник насобирал по тридцать копеек, положил их в конверты и отослал дьяконам по почте, вложив записку: «Примите, Иуды». С одной стороны, смешно, а с другой — плачевно. Естественно, его отец сразу ушел из церкви, взбунтовался, пожилой уже человек. Куда-то в греческую сейчас ходит. Еще три-четыре семьи ушли тогда. Но, слава Богу, в общем масса народа спокойна, уверена в правоте этого дела. Наоборот, благодарна, что наконец воссоединились. Сколько можно этих разделений?

— Австралийско-Новозеландская епархия, что из себя представляет?

— В Австралии – 20–25 приходов. А сколько человек – это зависит от населенного пункта. В больших городах побольше, в провинции меньше. За рубежом более жесткий устав в отношении членства на приходе. Если хочешь считаться членом прихода, ты должен платить членские взносы, скажем, 50 долларов в год. Минимальная какая-то цифра, но она зато человека как-то привязывает. Человек числится полноправным членом прихода. На общем собрании имеет право голоса. А те, кто просто ходит в церковь, не являются официальными членами прихода. Где я строил храм, у нас было где-то 30–40 членов общины. На Пасху ходило до тысячи. В больших городских соборах официальных членов 100–400. В Сиднее, например, в Петро— Павловском соборе числится порядка 180 человек. На Пасху собирается до тысячи.

— Это в основном дети — потомки иммигрантов?

— В основном да. Я думаю, где-то процентов на 80 это иммиграция харбинская. Мы в Китае жили, у самой границы с Маньчжурией. Место называлось Трехречье – три реки впадали в Аргунь и составляли границу с Россией. Один берег российский, другой – китайский. И на 99 процентов это иммиграция белая, ушедшая за границу от коммунистов.

А потом уже позднее, лет 20 назад, – последняя волна иммигрантов. Кто спасался от коммунистического рая, а кто по убеждению уезжал в Австралию. На 95 процентов это евреи.

— Национальная проблема в Австралии есть?

— Нет. Там сплав людей со всего мира. Больше 200 национальностей. Нет ни религиозной, ни политической вражды. Наоборот, правительство заинтересовано в притоке иммигрантов.

— Чем занимаются православные приходы? Какую они ведут общественную деятельность?

— Почти во всех приходах есть русские школы. По субботам там изучают русский язык и русскую литературу, Закон Божий. Учат читать и писать по-русски. Организуются совместные встречи прихожан. Есть клубы, где проходят концерты, разные мероприятия. В Сиднее мой соученик по семинарии Константин Павлович Танких создал спортивный молодежный клуб. Купили земли, пожалуй, гектаров 10, на окраине Сиднея. Построили комплекс. И устраивают там всевозможные спортивные мероприятия. Есть там у них большие залы на 500 человек, где проводятся приемы. Туда приглашают знаменитых людей, проходят встречи общественности. Происходит общение иммигрантов разных национальностей. Приходят туда не только верующие. Если ты по-русски говоришь – добро пожаловать. Это и есть общественная деятельность церкви за границей.

— Если вернуться к внутренней жизни храмов, то как служат в зарубежной церкви? По каким книгам? Есть какие-то отличия от практики богослужения в России?

— В австралийских приходах служат по богослужебным книгам досоветского периода издания. Есть небольшие отличия. Допустим, календари для богослужений более понятны. Все основные моменты умещаются на одной странице. А в России богослужебные указания порой занимают несколько страниц. В отличие от России, в Австралии сейчас службы все более и более сокращают. Был в Уссурийске у архимандрита Иннокентия. У него 5 часов Всенощное бдение идет. А за рубежом на службы приходят порой 15–20 старушек, которые смогут только час-полтора отстоять и все. Поэтому Всенощная идет примерно час с небольшим. Сокращают кафизмы до одной славы. Некоторые батюшки даже Шестопсалмие сокращают. Спрашиваешь почему – в ответ: ну батюшка, кому там стоять-то и читать. Это печально. Когда я уезжал в Приморье в 1995 году из Австралии, во всех храмах служили только на церковно-славянском. А недавно был там и увидел, что во всех храмах больше чем на половину службы ведутся на английском. И так неудачно совмещают это чередование. Например, когда читают Евангелие, то один абзац читают на славянском, второй на английском, третий опять на славянском и т. д.

— Отец Руф, видимо, пока восприятие России за границей неоднозначное?

— Восприятие зависит от настроя и расположения самого человека. Плохое везде можно найти, и в России, и в Австралии. А те, кто собирает перлы духовные, найдет их в России в тысячи раз больше, чем в Австралии.

— Благодарим вас, батюшка, за беседу.

 

---