Интервью

Люди открыли свои души

28.02.2014

Интервью с архиепископом Сан-Францисским и Западно-Американским Кириллом

Глубокие впечатления о поездке в Приморскую митрополию сохранились у делегации Русской Зарубежной Церкви. Встреча Курской-Коренной иконы во Владивостоке, Уссурийске, Находке и Арсеньеве показала горячую веру народа. архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский Кирилл рассказал об итогах визита в Россию

— Владыка, расскажите, пожалуйста, о своем путешествии в Японию и Россию. Ваша поездка была как-то связана со стихийным бедствием, случившимся этим летом на Дальнем Востоке?

— Со стихийным бедствием просто совпадение. Мы не были в краях, пострадавших от наводнения, это очень далеко от того места, куда нас приглашали: во Владивосток, Находку, Уссурийск и Арсеньев.

Во время посещения Японии митрополит Вениамин пригласил нас посетить митрополию. Это всего два часа лету из Токио, — конечно, мы согласились. В это время как раз происходили бедствия на Дальнем Востоке. Мы собрали в нашей Западно-Американской епархии помощь этим несчастным людям (и до сих пор собираем), и благодаря поездке я сумел привезти первый взнос, крупную сумму денег, которую передал казачьему атаману Олегу Анатольевичу Мельникову, возглавляющему организацию помощи потерпевшим от наводнения. В ответ атаман наградил меня медалью Покровской Божией Матери.

— В американских СМИ нет ни слова о том, какую беду терпят люди на Дальнем Востоке России. Обычно если происходит какое-то стихийное бедствие, вот как недавно на Филиппинах, о нем все время говорят по радио и телевидению, постоянно звучат призывы о помощи. Люди об этом знают и готовы помочь. Но в данном случае, за исключением тех, кто читает новости на русском в интернете или смотрит русские программы по телевизору, никто ничего не знал. Как откликнулись прихожане нашей епархии на Ваше обращение?

— На мой взгляд, Америка сейчас отчасти переживает то, что было во времена Советского Союза: мне это напоминает холодную войну. Казалось, с падением Советского Союза здесь стало немножко легче. Но сегодня снова начинается русофобия. Я особенно это чувствую как духовное лицо. И, конечно, Америка не будет призывать помогать России, тут будут писать скорее о каких-то недостатках, чтобы Россию унизить. Вот поэтому мы и не слышали о трагических событиях на Дальнем Востоке, последствия которых люди переживают до сих пор.

Надо отдать должное тому человеку, который инициировал у нас в епархии организацию помощи. Я прочел на сайте Московской Патриархии об этом бедствии и подумал, что нужно откликнуться на беду. И вдруг раздается телефонный звонок от старосты нашего кафедрального собора Никиты Евгеньевича Бьюика: «Владыка, давайте поможем!».

 

предложил составить план действий и затем издал указ по всей епархии с призывом, чтобы каждый приход собрал сколько может, а собранную сумму я отвезу в Россию. Таким образом мы собрали двадцать тысяч. После моего отъезда еще один приход дал четыре с лишним тысячи, а Никита Евгеньевич нашел еще двадцать. Помимо материальной помощи здесь еще важен психологический момент: люди не чувствуют себя брошенными. Оттого, что их единоверцы за рубежом помнят о них, беспокоятся, уже становится легче.

— Вы отправились во Владивосток?

— Во Владивостоке происходило и сверхъестественное. Дело было ведь в ноябре: повсюду должен был лежать снег, мы ожидали холод, ветер. А во Владивостоке было +3, +4 С. Нам сказали, что все тучи раздул ветер: прибыла икона Божией Матери.

На таможне икону проверили, ради безопасности сфотографировали и зарегистрировали. Кстати, таможенники крестились и прикладывались к иконе — для нас это было необыкновенно. Те, кто вырос на Западе, не могут такого себе представить!

— И те, кто вырос в Советском Союзе, тоже.

— Я взял икону, за мной пошли священники. Открываются двери. Зал аэропорта. Что я вижу? Ковровая дорожка. Я стою у дверей, а на другом конце дорожки — митрополит Владивостокский и Приморский Вениамин в мантии, малом облачении. Я направлюсь к нему. Владыка митрополит берет икону. А нас окружают батюшки в два ряда с обеих сторон ковра, ведущего к аналою, на который икона была положена. Казаки, народ, полиция — абсолютно разные люди — встречают икону Божией Матери, и народу — великое множество.

Потом начинают петь «Царю Небесный», и эту молитву поют все. Стены задрожали. Я плакал. Сейчас могу более или менее спокойно об этом рассказывать, но вначале я всегда плакал, когда вспоминал. Представьте себе в Америке, здесь у нас в сан-францисском аэропорту, такую встречу. Не допустят, потому что, не дай Бог, можешь кого-то «обидеть».

Во владивостокском аэропорту служили полный молебен. И пока народ прикладывался к иконе, владыка митрополит говорил проповедь. «Мы все должны очнуться, — говорил он народу, — от духовной спячки. К нам прибыла Божия Матерь. Знамение Божией Матери означает много чудес. Мы без этих святынь не можем жить. Нам нужна духовная почва, на чем строить свою духовную жизнь». И потом он прибавил: «Мы, русский народ, должны каяться в цареубийстве, мы убили помазанника Божиего». Я про себя подумал, что лет двадцать назад его арестовали бы на месте, но теперь можно об этом говорить свободно. Владыка говорил прекрасные проповеди. У него в кабинете висит портрет государя императора Николая II с цесаревичем Алексеем.

Эту встречу в аэропорту я никогда не забуду, этот призыв: встань, иди по стопам Христа. Все это останется в моей памяти на всю жизнь.

Такую глубокую народную веру я видел в России, когда был в 2003 году в Дивеевском монастыре. Мы оказались там в канун праздника Архистратига Михаила в ноябре — все было покрыто снегом. Мы могли остаться только до начала утрени: нас ждал самолет, вылетавший в Москву. Наша делегация уже вышла из храма. А я почему-то задержался в алтаре и выходил последним. Те из нас, кто был в России, знают, что в больших храмах есть посредине такая дорожка, огражденная с обеих сторон, и народ стоит с левой и правой стороны. Я иду по этой дорожке к дверям. У себя в кафедральном соборе я прошел бы свободно в течение минуты, и никто бы не обратил на меня внимания. Не так в России: идет духовное лицо, тем более — архиерей. Каким бы он ни был, но на нем благодать. Народ начал просить благословение с двух сторон. Я стал обеими руками благословлять: конечно, невозможно было благословить каждого. Я обратил внимание, что кто-то мне рясу тянет и целует подол, целует рукава рясы, руки… И слышно только: «Владыка, благословите…»

И тогда, и сейчас, в эту поездку, я видел такие лики, такие глаза, такой глубины! Ведь глаза — зеркало души, и нельзя словами описать, можно только увидеть, принять и своей душой почувствовать эту глубину, эту искренность русского человека. На Западе мы этого не имеем — даже мы, русские, выросшие здесь, потому что где бы ты ни жил, ты в какой-то степени перенимаешь дух общества. А в России совсем иное. Я уверен, что те, кто приехал из России сравнительно недавно, поймут, что я испытал. Тому же, кто родился здесь, это трудно объяснить — нужно самому увидеть.

— Вы знаете, нам, православным русским людям оттуда, нужно хотя бы раз в год возвращаться в Россию, чтобы зарядиться духовной энергией. Мы без этих поездок жить не можем.

— Здесь, на Западе, хладнокровность. Главное — это мое «я», как мне удобнее. Вместо того, чтобы углубиться в духовную жизнь, мы углубляемся в удобства, любим критиковать всех и вся. Духовность здесь отсутствует. И понятия о православии как фундаменте жизни — у многих православных на Западе нет. Вот то, что хочется подчеркнуть: независимо от того, где я был в России, я чувствовал духовность.

— Как принял народ прибывшую икону Божией Матери?

— Мы приехали в гостиницу во Владивостоке. Нас пригласил на ужин викарный архиерей. Побеседовали по-русски, только без водки. Очень приятно, спокойно пообщались.

На следующий день поехали в храм, где люди уже стояли и ждали. За время нашего пребывания около пятидесяти тысяч человек приложились к иконе. Может быть, это немного, если принять во внимание все население Владивостока и окрестностей, но все же эта цифра показывает, что Россия духовно возрождается. Путин дал полную свободу Русской Православной Церкви. На Западе, в том числе и от русских, часто можно услышать критику в адрес Путина. Но то, что сейчас стало возможным для Святейшего Патриарха и Церкви, было бы недопустимо лет двадцать назад.

— Как долго Вы были во Владивостоке?

— Около трех дней, и все это время народ шел в храм к иконе. Пока люди прикладывались, мы посетили Марфо-Мариинскую обитель на Седанке. Игуменья Мария с сестрами приняли нас очень тепло. В монастыре двадцать шесть сестер. Церковь использовалась большевиками и под Дом культуры, и под детские учреждения, и под киномастерские, и прочим образом осквернялась, как мне рассказывали монахини. В перестроечное время правительство вернуло землю обители, и храм с колокольней восстановили.

Во Владивостоке мы были также на Русском острове, где посетили монастырь св. Серафима Саровского. Сейчас его восстанавливают. В обители сорок ульев, скот, курочки и, как полагается, среди этих курочек русский петух, который кричит каждое утро. Собаки бегают там в качестве охраны.

Это особое место, которое заставило меня вспомнить, кто я: мои монашеские обеты, мое собственное оскудение духовное, молитвенное, личное и вообще жизненное в духовном смысле. Я был бы рад пожить в этом монастыре.

Также во Владивостоке мы посетили Дальневосточный федеральный университет. Корпус университета — колоссального размера; все современное, чистота, порядок. В университете есть кафедра теологии, где можно получить степень магистра теологии. Заведующий кафедрой сам митрополит Вениамин Владивостокский и Приморский, а епископ Уссурийский Иннокентий является старшим преподавателем на этой кафедре.

С владыкой Иннокентием мы также побывали в Успенской церкви Владивостока, настоятелем которой он является.

— Куда Вы поехали после Владивостока?

— В Находку, Уссурийск и Арсеньев. Там снова была замечательная встреча с русским народом, с его глубокой верой.

— Я видела в интернете фотографию, где Вы в Находке возлагаете к памятнику цветы. Что это за памятник?

— Это памятник матери, которая ждет своих детей, погибших в море. Ведь Находка — морской порт.

— А деревня около Находки — это та самая, в которой живут репатрианты из Австралии?

— Да, и они нас встречали. И первое, что я увидел при входе в трапезную, — большие портреты императора Николая II и императрицы Александры Феодоровны. Сам правящий архиерей говорит: России нужен царь. Вот такие вещи я слышал. Радостно и в то же время трудно поверить.

Потом поехали в Уссурийск. Мы служили там как на Пасху — ночную литургию. А потом посетили обитель Рождества Пресвятой Богородицы. Я спросил матушку игуменью: «Как вы здесь существуете, откуда у вас доход»? И она ответила, что всё делают сами. У них 740 гектаров земли, скот, куры, утки. Монахини прядут шерсть и делают из нее одеяла. Выращивают овощи, фрукты; у них пять прудов, где разводят рыбу. Словом, сами себя кормят, обшивают. Иначе прожить невозможно, денег нет.

Было приятно видеть, что те монашествующие, с которыми я общался, все образованные. Очень отрадно, что люди с высшим образованием поступают в монастырь.

— Интеллигенция подготовила революцию, приложила много сил, чтобы убить веру в народе, разрушила Россию. Она же ее сейчас восстанавливает — духовное возрождение в стране идет от интеллигенции. Как будто замкнулся круг.

— Да, и издевательства и насмешки над императрицей Александрой Феодоровной тоже шли от интеллигенции. А сейчас в каком бы мы храме ни были, всюду иконы царя-мученика и царской семьи. Так и в этом монастыре Рождества Богородицы есть часовня в честь иконы Божией Матери Державной и Царственных мучеников. Во многих местах я видел портреты царя. Например, когда мы были в одной деревне в окрестностях Находки, где восстанавливается церковь, мы побывали в доме священника, построенном еще до революции. Он, правда, полуразрушен, но его хотят сохранить. Во время революции батюшку, хозяина этого дома, вместе с семьей расстреляли большевики. Так вот в этом доме висит старый портрет государя императора Николая II. Я обратил на него внима ние и сказал владыке Николаю, что это отрадно видеть нам, потомкам беженцев из России. И владыка рассказал, что этот портрет недавно поместили. Во времена коммунизма его там, конечно, не было. Люди прятали и хранили портреты и все, что было связано с царской семьей. Сейчас всё возвращают. Во многих местах мы также видели икону нашего святителя Шанхайского и Сан-Францисского Иоанна, его очень почитают в России.

После Уссурийска мы поехали в город Арсеньев. Мне особо запомнилось, как мы с владыкой Гурием, правящим архиереем той области, ездили в село Муравейка. Когда мы туда приехали, вокруг были только горы и леса. Мне показалось, что я попал с помощью машины времени в прошлое, в XIX век. Единственный признак нашего века — это пара стоявших там автомобилей. Но уберите эти машины, и нельзя точно сказать, где вы находитесь: в XIX, XX или XXI веке.

Мы ездили также в тайгу, где владыка Гурий строит скит. В скиту подвизаются трое монахов. Смотришь на них, и снова кажется, что попал в средневековье. Маленькие кельи, где кроме кроватей из досок и уголка с иконами ничего нет. И печка, конечно. Я спросил одного из монахов: «Простите за нескромный вопрос, как вы моетесь? Я вижу, что у вас никаких условий нет». Он говорит: «Владыка, у нас есть баня!».

— Были у Вас еще какие-то памятные встречи?

— Когда мы уезжали из Арсеньева обратно во Владивосток, после прощального молебна я уже садился в автомобиль, когда ко мне подошел пожилой казак. Я удивился: что такое? А он снимает с себя нагайку и дает мне: «Это на память от нас». Меня это очень тронуло. В Уссурийске нам также вручили знак, который там носят старшие казаки. Кроме того, подарили мне казачий кинжал и попросили такой же передать нашему владыке митрополиту Илариону.

— И Вас пропустили на таможне в Америке?

— Я положил в чемодан, перекрестил и сказал: «Господи, если есть Твоя воля, пусть это попадет в Америку»! И попало.

— Ваше самое сильное впечатление…

— Народ.

— Вы хотели бы вернуться?

— Обязательно. Причем именно в российскую глубинку. Меня одна семья уже давно приглашала, а я все отказывался, думал: далеко ехать, зачем, почему. Но вот после поездки с Курской иконой Божией Матери я совсем по-другому смотрю на российскую глубинку, и я обязательно туда еще поеду.

— Вы архиерей Русской Православной Церкви Заграницей. Знают ли в Приморье о том, что такое Зарубежная Церковь? Вы также представитель белой эмиграции, как люди на Вас реагировали?

— В Арсеньеве я с амвона рассказал что русские за границей дорожат и любят Россию и сохраняют веру, язык и культуру. Поделился воспоминаниями, что некоторых из нас даже били в американских школах в 60-е годы; я, правда, под кулак не попал, но моих товарищей избивали в школе до крови, потому что раз ты русский, значит — коммунист. Тогда была настоящая холодная война.

Народ в России знал, что мы из-за рубежа, но принимали нас как своих. Как относились к нам, какие подарки преподносили! Никто не обязан был делать подарки, как и казак не обязан был снимать свою нагайку с формы и передавать ее человеку, которого он, может, в своей жизни никогда больше не увидит. Люди открыли свои души. Это было видно.

Зоя Градова, Аламо, Калифорния

Полную версию читайте на http://www.synod.com

 

 

---