Во главе островного братства

О том, что на острове Русский есть монастырь, знают далеко за пределами Приморья. К нам в редакцию регулярно приходят письма со всех концов страны и ближнего зарубежья с вопросами об этом монастыре.

Сегодня мы публикуем отрывок из интервью игумена Климента информационному агентству «Все новости»» 

(г. Н. Тагил).

— Батюшка, расскажите о монастыре.

— В монастыре живут около 30 человек. Из них половина — монахи и послушники, другая половина — трудники, или, другими словами, волонтёры — те, кто временно трудится в монастыре. Кто-то из них остаётся и становится послушником, кто-то уходит.

Ещё до революции остров Русский был крепостью, которая обороняла морские подходы к Владивостоку. Там много фортификационных сооружений: батарей, фортов. Часть из этого законсервирована, часть стала музеями, часть — прибежищем для диггеров и площадкой для перформансов художников. Есть и три действующие воинские части, но по сравнению с советским временем это ничто. Тогда там были учебки на весь Тихоокеанский флот — все матросы проходили через остров Русский. Сейчас остров опустел. Много брошенных казарм, объектов и из царских, и из советских.

Наш храм — единственный сохранившийся. До революции на острове было шесть полковых воинских храмов, шесть домовых церквей и две часовни. Всё было разрушено, уцелел лишь наш храм. В советское время он был клубом, в 90-е там открылся видеосалон. Но попущением Божиим, а может, милостью Божией там произошёл пожар, и здание бросили. Без окон, без крыши постояло лет восемь, а в конце 90-х начался процесс восстановления как храма. С 2001 года там существует монастырь.

Устав, как и во всех монастырях, традиционный: общая трапеза, общие службы утром и вечером. Между службами — труды по силам и способностям. Мы встаём достаточно рано — в будни в 3.30 у нас подъём, в 4 начинается богослужение.

Есть и прихожане — островитяне и жители Владивостока.

— В вашей жизни, в жизни обители было много случаев чудесной помощи или просто моменты, которые проявляли Божие присутствие в нашей жизни?

— Этих случаев действительно масса. Если внимательно следить за тем, что происходит, то их можно найти каждый день. И для духовно чуткого человека так и есть. Но, к сожалению, мы по нашей твердолобости и толстокожести этого не замечаем. Даже явные чудеса забываются, и ты начинаешь их воспринимать как нечто само собой разумеющееся.

Например, каждый человек и история его прихода в обитель — это всегда чудо. Разве не чудо, что бывший наркоман приходит в монастырь? Я видел десятки, если не сотни людей, которые приходят в монастырь — и уходят. А он с таким багажом остался в монастыре, стал послушником.

Другой монах, ему 85 лет. Он пришёл в монастырь, когда ему был 71 год. Представляете, 71 год человек прожил, был начальником железнодорожной станции, с офицерами немецкой армии выпивал, был свидетелем того, как чеченцев по приказу Сталина за несколько часов перевезли в Казахстан — жизнь у него была богатая. И вот он в 71 год принимает монашеский постриг. Он поехал на край земли и поступил в монастырь.

А когда стройка идёт — тут вообще поток милости Божией. Например, стройматериалы откуда ни возьмись появляются. Бывает такое, причём я слышал от многих отцов, которые строят храмы, что расплачиваешься с рабочими, и сумма достаточно крупная, а казна пустая. И в этот же день приходит какой-то человек именно с этой суммой.

Для верующего человека это если не обыденно, то естественно. Самое же главное чудо совершается регулярно на службе, когда хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь Христовы. Это самое большое чудо на земле. Или, например, Крещение — это же новый человек рождается!

— Вы до принятия монашества занимались рок-музыкой. Как изменилось ваше отношение к музыке?

— Когда я вошёл в церковную среду, пришлось многие вещи переоценить, в том числе музыкальные. И пришлось открыть Америку. В детстве я учился в музыкальной школе и был знаком с классической музыкой. Но есть классическая музыка, рок-музыка, и есть церковная музыка — отдельный материк со своими критериями, своей системой хорошо-плохо. И пришлось всё это открыть. Например, есть живопись и есть иконопись. Для человека непосвящённого все иконы в принципе одинаковые. А для того, кто разбирается, — тысячи школ, течений, техник. Также и в церковной музыке. Есть древнерусское пение, знаменный распев, классическое академическое, греческое, исонное, византийское, болгарское пение.

— Последнее время, особенно, наверное, последнее десятилетие, идут поиски соприкосновения православия и рок-музыки. Дьякон Андрей Кураев читает проповеди на рок-концертах, кто-то из священников в столице организовал при приходе рок-клуб и т. д. На ваш взгляд, эти точки есть или, наоборот, правы те, кто считает, что рок-музыка оказывает разрушающее воздействие?

— У нас есть такой документ «Основы социальной концепции РПЦ». Там отражены отношения церкви и современных видов искусства. Любая форма современного искусства может быть принята для благовестия евангельских, христианских истин. Это и театр, и кино, и музыка, в том числе рок-музыка, рок-опера — это всё приемлемо.

Нет самого по себе ничего нечистого. Все зависит от идеи, которая всем движет. Что такое рок-музыка? Для меня это — звучание электрогитары с перегрузкой, классическая ударная установка. Если это наполнено христианским содержанием, то почему бы и нет?

— Если бы у вас была возможность обратиться к публике, которая пришла на рок-концерт, вы бы ею воспользовались?

— Думаю, что нет. Проповедь на рок-концерте, мне кажется, неуместна. Люди приходят расслабиться, а тут выходит человек в рясе и начинает что-то объяснять на другую тему. Кого-то это может спровоцировать на агрессию и богохульство.

Перейти к разделу >> Перейти к номеру >>