Статьи

Христианские корни художника Кунгурова

12.10.2005

Этим летом владивостокский художник Геннадий Кунгуров, член Союза художников России, мастер живописи и графики, проделал большой путь. И путь этот протяженный не только географически – он стал как бы дорогой в детство, к истокам. Геннадий съездил на автомобиле в Алтайский край, к себе на родину.

Иллюстрируя свой рассказ, Геннадий показывает все, что наработал, а сам уносится мыслями далеко в детство, к бабушке Марфе Ивановне.

- Если говорить о детстве, больше всего получил я от бабушки. Я родился в 1952 году на Сахалине, на Алтай меня привезли в 2 месяца. Церкви в нашей деревне, да и в районе уже не было. Крестили меня очень маленьким. Бабушка рассказывала, что в деревне жила одна старушка, которая крестила меня дома, полным погружением – окунала в бочку с головой, читала молитвы, положенные по обряду. И крестик у меня был очень долго медный. Я, помню, пионером был ужасным – отломал у крестика одну частичку. И иконки ее я прятал - пионер же: «Бабушка! Бога нет!». Я перед бабушкой чудил, куражился, а она всегда оставалась терпеливой и любящей. Она и тот крестик сохранила, и иконки.

Возможно, это долготерпение, эта любовь, согревающая всю жизнь, больше всего и звали в места босоногого детства или, как сказал Геннадий, в «босоногие места». Бабушке около шестидесяти было, но оставалась она красивой русской женщиной:

- Черный, вороной волос, длинный до колен. Она из бани выйдет, насколько я помню, топленым маслом волосы помажет, потом легко всю эту массу расчесывает и заплетает. И на голове так красиво укладывает.…

Мы вновь возвращаемся к поездке, к тому, что дорога к «босоногим местам» оказалась серьзным уроком истории:

- Вот это - середина дороги по Байкалу. Там есть Посольский мужской монастырь. Писал я его из машины – было очень холодно.

Посольским монастырь называют потому, что когда-то в этих местах убили послов. И могилы их сохранились, они прямо на монастырском подворье. Монастырь реставрируется, храм в лесах стоит. Вокруг монастыря уже новую каменную стену сделали. Путешественники переночевали здесь, в гостинице, а утром были на службе в храме.

Женский Сретенский монастырь увидели внезапно: за поворотом в сопках, на фоне вечернего неба - купола! Ночь там переночевали, а днем работали. Познакомились с матушкой-настоятельницей. Красивая женщина и очень молодая. Имя у нее старинное Евникия.

- Она прямо светится в своем монашеском одеянии, - говорит Геннадий. - И уже не лицо - лик. В храм нас пригласила, разрешила в колокола позвонить. Я понимаю, что не всякому на колокольню можно, но если человеку надо дать возможность поверить в Бога, его надо на колокольню вести. Когда начинают звонить колокола - земли не чуешь: смотришь в это окошечко на колокольне и летишь. Такой внутренний восторг! Я никогда в жизни ничего подобного не испытывал!

- А как звонили-то, как придется?

- Нет, одна из сестер показала. Она сказала, что мы будем в большие колокола звонить - ритм несложный, а сама маленькими колоколами перезвон играла. Внутри колокольни совсем другой звук получается - не такой, как внизу. Ты как бы растворяешься в этом звуке, он тебя пронизывает, как электрический ток - от макушки до пяток. Какое-то восторженное состояние.

- Как отнеслись монахини к вашему творчеству?

- У нас на то время было написано несколько работ, и настоятельница попросила сделать выставку для насельниц монастыря. Я рассказал о владивостокских художниках, о себе, показал работы, гравюры свои. Многие из монахинь вообще впервые живого художника видели. Им было все интересно, много вопросов задавали.

- Геннадий, ты был дома. Почувствовал свои корни?

- Когда был у родных могил, подумалось: «Я та ветка, которая возомнила себя вершиной». Действительно ветка. А корни-то мои – вот где. Я сильно отклонился, свои, как бы, корни пустил, а на самом деле – что я без этих корней? В молодости нам все кажется проходящим, мимолетным, а сейчас совсем по-другому. И моя поездка – она не зря именно сейчас, в зрелом возрасте, состоялась: это исповедь, покаяние .

Следующий вопрос мой нисколько не смущает собеседника, напротив, он, как будто, ждал его:

- Что для тебя вера?

- Если есть у нас много людей неверующих, доля ответственности лежит за это на служителях Церкви. Во многих случаях люди не идут в храм потому, что не верят пастырям, а не в Бога. Вот, моя мама рассказывала про недавний случай: пришел молодой батюшка, «помахал кадилом, ничего не знает…». А она очень много молитв знает, и ей не понравилось, что батюшка все второпях сделал, ничего, кроме «Господи, благослови», не сказал. Не успел выйти и спрашивает у помощницы: «Деньги-то тебе отдали?». Мама это услышала, и, естественно, для нее он уже не божий человек даже. Все-таки бабушка глубоко в душу мне православие заложила. Но сказать твердо, что я христианин, не могу. В общем, не знаю, какой я. Она когда меня в бане обмывала чистой водой, приговаривала: «Господи, благослови!». И во мне это живет. И Сретенский монастырь стал для меня встречей с Богом, с верой.

- Если не говорить о таких тонкостях, а вернуться к самой сущности: человек земной и Господь Бог…...

- Может быть, от бабушки и до этого женского монастыря у меня не было таких близких встреч с Богом. Хотя попытки были. В молодости был у меня один случай в Москве. Я учился там. Пошел в храм, хотел исповедоваться. Тяжело на душе было, ошибок наделал. Стал рассказывать батюшке, а он мне вопрос: «Ну, что, больше не будешь так делать?» - как в школе получилось. Я растерялся, говорю: «Да не знаю…». А он мне: «Что тогда пришел – иди отсюда». Мне нужна была поддержка, проводник, что ли - я колебался, мучился: перейти на ту или другую сторону? А я, как стоял посредине, так и остался.… Это была единственная моя исповедь. Говорят, ты - раб Божий. А я пришел ко Христу, как к родному отцу. И я с этих позиций подхожу к вере. Не раболепствуя, а с открытой душой...

Мы еще долго говорили о жизни, о том, что дали нам предки, что оставим потомкам. О том, что быть посредине - это уже не в начале пути, а значит до цели нужно пройти ровно столько, сколько уже прошел.

 

---