“Правило веры”

Ходишь, лежишь, плаваешь — молись, как можешь

04.01.2008

Беседы с пещерным человеком, записанные на Афоне игуменом Алексием

На Есфигмене лет двенадцать назад на одной из ночных служб мы заметили высокого светловолосого монаха, по виду славянина. Всю многочасовую службу он простоял не в стасидии с подлокотниками и опорой для спины, как принято, а прямо в центре храма, ни разу не присев. Когда мы отправлялись дальше, встретили русоволосого монаха во дворе Есфигмена. Им-то и оказался серб о. Даниил. Так и завязалась наша многолетняя дружба.

В тот раз он пригласил нас к себе на келию на Капсале. Вскоре же из-за многолюдства он перебрался в более глухие места Афона. Сейчас он живет в пещере, в скиту Каруля, где регулярно в последние годы доводилось посещать его и живущих по соседству подвижников. Каруля примечательна тем, что ее впервые стали обживать в XIX веке русские отшельники.

Карульские келии подобны ласточкиным гнездам, в них и поныне подвизаются монахи, ища уединения и молитвы.

Чтобы добраться до Карули, нужно сойти с дороги и спускаться вниз в эту пропасть по привязанным лестницам, а где-то и по прибитым к скале цепям. Первая же пещера под цепями — обиталище сербского схимонаха Даниила. Келии у него никакой нет. Но зато пещера, в которой он обитает, довольно внушительных размеров.

Внутри пещера после входа расширяется в бока и вверх, она довольно округлая в плоскости — примерно десяти метров глубины и в самом широком месте — десяти метров ширины.

Сам же вход в помещение ничем не закрывается и не занавешивается, но при этом внутри царит первозданная тишина и своеобразный микроклимат: сюда не проникает ни летний жар, ни резкий зимний холод, хотя никакого очага или кострища внутри пещеры нет. Кстати, этот первобытный скальный уют нередко привлекает к себе змей.

При выходе из пещеры, держась за цепь, можно обойти каменный выступ, за которым расположена небольшая естественная площадка с очагом, сложенным некогда здешними отшельниками. На нем при желании можно приготовить простую монашескую пищу.

БОГООБЩЕНИЕ —

ОБЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

С БОГОМ

— Прежде всего, скажи об общении человека с Богом. То есть о том, что называется молитвой. Какой она должна быть? Что молитва должна содержать в себе? И еще — самое главное… Какую молитву слышит Бог?

— Бог не хочет мантр. Он хочет коммуникацию — живое общение с нами. Потому что из коммуникации рождается любовь. Поэтому Он допустил, чтобы нас диавол мучил, чтобы мы бегали от этих демонов к Нему за конкретной помощью — в конкретной коммуникации.

Молитва не должна быть бессловесной. Нужно сказать, что и бессловесная молитва хороша. И такая молитва действует на демона. Но она не рождает коммуникацию с Богом. А значит, не рождает и любовь. Это самая низшая форма молитвы.

И поэтому Бог нам попускает, чтобы мы впадали в искушения и кричали к Нему с конкретной целью. Если человек впадает в гордыню или гнев, и он идет конкретно к Христу, как к Врачу, и говорит: «Вот у меня это болит, это болит, вот это. Ты, знаю, можешь помочь. У Тебя фармако есть».

Это и есть молитва — она о конкретной теме. Но чтобы она была успешной, чтобы Бог откликнулся на нее, надо предполагать две вещи.

Во-первых, что нам полезно то, что ищем.

И во-вторых, что это по воле Божией.

Бывает, что некоторые вещи нам полезны, но сейчас нет времени, нет воли Божией. Бог имеет другой план о нас. Когда воля Божия и полезность соберутся воедино, тогда молитвенное прошение сразу выполняется. Очень часто Бог любит, чтобы мы искали коммуникацию с Ним, потому что смысл изгнания Израиля заключался именно в том, чтобы они не скрывались, как Адам скрывался в Раю, а чтобы искали Его. Это и называется молитва, а чтобы больше искали Его — Он попускает нам искушения. Таким образом, мы видим, что молитва всегда должна иметь цель.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси мя грешнаго, — обращается человек в молитве к Богу, — помилуй меня злаго.

— Ну вот Я здесь! — говорит Господь. — А чем ты злой, чем ты грешный?

— Нет, я просто так говорю. В общем, не-е-ет, я не злой.

— Ну а какие-то грехи есть?

— Но это не сильно тяжкие. У других тяжкие, а у меня по сравнению с ними — чепуха.

— Послушай Меня — Я тебе тогда не нужен. Когда нужен буду, тогда позови. Я приду!

Можно предположить и такое об этом диалоге: Бог постоянно смотрит на нас и ежесекундно ждет от нас коммуникации с Ним. И таковое ожидание взаимного общения длится, доколе мы живы. Когда умрем — всё! Для нас исчезает эта возможность взаимного общения с Богом. Всё — идем в ад!

Даже без единого греха. Никакого греха не совершил. Ничего плохого!!! Скажем, совершенно жил, но не осуществил коммуникацию с Богом и не причастился… И что особенно важно: ты крещеный, ты — в Православной Церкви без единого греха, и при этом идешь в ад! Почему? Потому что ты всю свою земную жизнь был в состоянии ада. То есть ты не имел любви к Иисусу. Это и есть состояние ада. Имеешь любовь ко Иисусу Христу — это состояние Рая. Рай есть духовное состояние. Есть, конечно, и место — Рай, раз мы идем в Рай. Но именно духовное состояние — суть пребывания в Раю. Люди были в Раю на земле. Но оказались не в Духе. Голые были. Без Духа оказались, без любви. А сейчас есть христиане, которые не в Раю и имеют любовь и практически имеют Рай на земле.

Начатки любви, как семя: оно разбрасывается, потом будет все больше и больше. И конца этому нет. На Небесах то же. Не только на земле.

***

Еще накануне мы с братией решили в это утро начать подъем на вершину Святой Горы, чтобы заночевать там и потом отслужить молебен с акафистом Божией Матери, игуменье Афонстей. В связи с этим спрашиваю отца Даниила:

— Есть ли разница — молиться здесь, на Каруле, или на вершине Святой Горы?

— Лучше на вершине Горы. Прямо скажу. Но там жить невозможно. Было несколько попыток. Но монахи от чахотки вскоре умирали. Молиться можно везде, но разница есть. Сам Христос ходил по горам, поднимался на Фавор. Как будто бы ближе к Богу, но жить долго наверху нельзя. А сходить помолиться туда надо. Это — хорошо!

Есть три образа покаяния: пот, слезы и кровь. Первый образ — пот. Человек шел к вершине ради молитвы, потел, мучился, ступал по уступам и расщелинам, страдал телом…

— Значит, получается, что паломничество — это прежде всего борьба с миром, плотью и дьяволом? И в нем дается, видимо, благодать Божия. А в чем это проявляется?

— Потому что первая работа демона — омрачить дух человека, чтобы человек не понимал, кто в нем живет. И чем больше присутствие в человеке Духа Святаго, тем меньше и демонов, но он больше чувствует этого маленького демона. Говорит апостол Павел: «Дался мне терн. Чтобы не возгордился». Потому что демон был ему как терн. А в нас он сидит как царь, как медведь, и мы не чувствуем. Потому что его первая работа — ошеломить человека, чтобы он ничего не понимал. И чтобы думал, что все хорошо и у него нет проблем. А если нет проблем — зачем будет звать Бога-Вседержителя? «Мне там страшно будет внизу, — говорит человек Богу. — Когда я умру, постарайся меня отправить в Рай. А здесь меня не надо трогать. Оставь! Хочу жить, чем дольше, тем лучше. 100–150 лет. Все! А когда нужно, Ты меня бери».

Но, конечно, там, где молитва, там Ангел-Хранитель попускает демону более искушать человека. Но это другой уровень присутствия демона. Они там, где молитва, но где молитва, там их поражение. Господь попускает нам видеть их поражение перед Ним и наше бессилие перед ними без Его участия в нашей судьбе.

Но порой у людей нет понимания глубины Божьего милосердия в молитве. У некоторых женщин особенно это замечал. Одна попадья мне говорит: «Я молюсь только в храме. Когда дома одна — боюсь. Демон придет и на меня нападет». Человек не понимает, что мы уже в сетке демона и нам надо всегда и везде вырываться из нее. А раз нет никакой молитвы, то и борьбы нет. Мы там и остаемся и к нему припадаем. После смерти мы его уже без проблем. Он не приходит на молитву, он и так рядом с нами. Но на нашей молитве он только проявляет свое присутствие. Он и так уже в нас. Когда же мы на молитве, он обнаруживает себя, потому что молитва его жжет. Причем сильно «жгёт»!

Так один раз сказал. А Вениамин и не знал, что я проходил, боком проходил. Не заметил моего присутствия. Вдруг мне говорит: «Данило, не мой мэнэ дирашь!» На сербском сказал, хотя сам Вениамин сербского не знает. Значит, самую рассеянную молитву ощущает…

В другой раз были в Есфигмене, редко там бываю, но так получилось. И, в общем, я стоял на утренней. А если нехорошее пение или чтение невнятное — это тоже мешает мне молиться. И я вышел из собора в параклис, который сделали специально для тех, кто занимается умной молитвой, чтобы стояли и молились. А мне мешает невнятная служба, и я вышел и встал перед храмом и на звезды смотрю и молюсь — четку тяну. А сзади меня трапезная и кухня, и там четыре монаха работают — несут послушание — готовят пищу в огромных котлах. Три монаха больше занимаются приготовлением, а один — старенький такой, но не особенно, — отец Михаил — чистит лук и механически без особого углубления, говорит так, почти зевая:

— Кириэ Ису Христе элеисон ми. Нэ… пу… ти ора…. охи… Кириэ Ису Христе, элеисон ми.

Так говорит. Я заметил какой-то черный туман, как черная мгла во внутреннем дворе монастыря, там, где был колодец, ты знаешь… И она хочет зайти в кухню и не может от его голоса. А три монаха говорят между собой. Они занимаются огнем и пищей. Совсем не думают — разговоры. И только эта механическая молитва монаха Михаила покрывала весь простор кухни, и туда не могла зайти черная мгла. Значит, и этого хватит — делай, как можешь! Ходи, беги, лежи, иди, плавай. Молитву делай, как можешь!

---