Вера в красной зоне

Священник в красной зоне

— У вас есть какая-то собственная философия переживаемого нами «морового поветрия»? Патриарх увидел в этом кризисе подсказку всем нам задуматься о жизни, вернуться к Богу.

— И я вслед за Святейшим Патриархом и многими размышляющими над этим людьми так считаю. Это действительно повод задуматься над тем, что происходит. Задаваясь прежде всего вопросом не «почему?», а «для чего?».

— Церковь понесла в пандемию немало утрат, умирали известные священники, митрополиты. Многие тяжело переболели.

— Очень многие священники переболели. Потому что, как врачи и полицейские, были в строю. Даже священники 65+ по желанию оставались служить. Потому что давали священническую присягу. И при всех мерах предосторожности некоторые все равно заболевали. Было немало утрат — скончались пять архиереев, ушли известные священники и монахи. Для меня, как и для многих, большая утрата — отец Александр Агейкин, которого я давно и хорошо знал.

Мы в Церкви не публиковали статистику заболевших священников. Но заболевший священник или диакон сразу изолировался, о чем предупреждали и всех прихожан, чтобы те, кто контактировал с заболевшим, были в курсе. Однако излишне будоражить людей мы не хотели, особой социальной значимости эта информация не имела (я уж не говорю о праве человека не говорить публично о болезни). Ведь и полицейские не давали таких сводок, и о заболевших врачах мы узнавали постфактум. За разговорами же о том, что мы якобы специально скрываем цифры и священников болеет в процентном отношении не меньше, чем врачей, скрывается попытка утверждать, что храм чуть ли не главное место заражения. Это, конечно, не так.

— 18 священников Москве причащали коронавирусных больных. Это героизм, жертвенность. Никто не отказывался?

— Когда только начиналась пандемия, при Больничной комиссии Московской епархии, которую возглавляет епископ Пантелеимон, была создана специальная группа — для посещения больных коронавирусом. Если у человека, желающего причаститься на дому, был подтвержденный ковид, направляли именно их. В начале их было 18 человек, сейчас 20. Несколько — с медицинским образованием. Все прошли специальную подготовку.

Всего со 2 апреля по 12 октября специальная группа подготовленных священников Больничной комиссии совершила в Москве и Подмосковье 601 выезд к людям с коронавирусом, подозрением на коронавирус и умирающим без симптомов коронавируса. Священники всегда посещают больных коронавирусом в специальных костюмах и средствах защиты. Со 2 апреля священники специальной группы Больничной комиссии посетили пациентов в 48 учреждениях Москвы и Московской области.

С конца сентября увеличилось количество вызовов: если в сентябре в среднем на «горячую линию» Больничной комиссии Московской епархии поступало до 10 обращений (организовывалось 2-3 выезда ежедневно), то в октябре — 10-15 в день (3-5 выездов). Сейчас в Москве много вызовов именно в больницы, много срочных к умирающим. На дом сейчас вызовов меньше.

Людей причащают круглосуточно, в две смены по 12 часов. Эти священники — настоящий церковный авангард.

— Как подбирались люди в эту группу?

— На первом этапе, в конце марта, войти в спецгруппу было предложено священникам из Комиссии по больничному служению не старше 55 лет и без хронических заболеваний и некоторым активным больничным священникам. Они и стали основой группы. Потом со временем некоторые по разным причинам не смогли больше выезжать (к тому же открылись храмы, возросла нагрузка на приходах) и был объявлен дополнительный набор — в группу вошли еще несколько священников. Сейчас в ней 20 человек. Также есть группа помощников — по технике безопасности священник должен снимать защиту с помощником, который при этом тоже в защите (халат, маска, шапочка). Некоторые помощники к тому же возят священников на своих автомобилях, так как не у всех священников есть машины.

Все это, конечно, делалось по благословению Святейшего Патриарха и под его непосредственным контролем. Владыка Пантелеимон в острой фазе эпидемии докладывал Предстоятелю о ситуации ежедневно.

Помимо Москвы такие специальные группы священников для посещения больных с коронавирусом созданы и в других епархиях. Например, в Санкт-Петербургской, Ярославской, Ростовской-на-Дону, Орской, Уфимской епархиях.

— А как причащали больных в ковидных больницах?

— Долгое время не могли решить этот вопрос. Активно убеждали коллег, но они не соглашались, беспокоясь о священниках. А священники были готовы вести себя, как врачи. Следовать всем необходимым требованиям «красной зоны». Вслед за живущими в больницах врачами не уходить домой.

Причастие в ковидной больнице — непростое дело. Зайдя в «красную зону», священник уже ничего не может оттуда вынести. И как быть с Евангелием и крестом, которые исповедующийся целует после исповеди? Как быть с дароносицей, которую нельзя оставлять? Надо было все устроить так, чтобы и человека причастить, и со святыней не сделать ничего неподобающего. Приходилось обходиться без Евангелия и креста, приносить в палаты Святые Дары другим способом. Так, священникам было рекомендовано приносить частицу Святых Даров завернутой в лист бумаги, которая впоследствии должна быть утилизирована (сожжена) после использования. Для причастия рекомендовалось брать высушенную частицу из дарохранительницы, а причастие запивать из заранее приготовленного стакана с водой. Лежачему больному достаточно дать запить из чайной ложки… И т.д. Все детали новых правил были проработаны в специальных инструкциях.

К счастью, некоторое время назад священников из специальной группы стали пускать в больницы в Москве. Этот доступ есть только у ограниченного числа священников (из вышеупомянутой спецгруппы). Их защитные костюмы ничем не отличаются от костюмов врачей в ковидных отделениях.

Патриарх в группе риска

— Как чувствует себя оказавшийся на карантине Патриарх?

— Патриарх чувствует себя хорошо, он здоров.

— Что произошло? Как он оказался в группе риска на заражение?

— Мы все в группе риска, когда общаемся с другими людьми. Оказалось, что у одного из тех, с кем общался Патриарх, обнаружили ковид, поэтому, согласно предписанию, Святейший ушел на двухнедельную самоизоляцию.

— Как Патриарх выбирал в пандемию необходимую меру смелости и разумности, осторожности? Когда он служил в пустом храме, где были только журналисты, я всегда следила за выражением его лица, чтобы прочесть то, что может сказать только лицо человека.

— Для меня самым сильным моментом был объезд Патриархом Москвы с иконой «Умиление». Потом в Елоховском соборе я видел слезы на глазах у Патриарха. Для меня это квинтэссенция всего, что происходило.

Молитва, сосредоточенность, предельное внимание к ситуации и людям — этим Святейший жил и живет. Я как-то поделился с ним по телефону наблюдением, что идеальные в обычной ситуации сотрудники в критической порой подводят, и наоборот, незаметные люди максимально проявляют себя. Святейший сказал: да, люди сейчас очень проявляются. И я понимал все, заложенное в эту фразу. Если бы в Церкви все были, как владыка Панкратий на Валааме, хорошо наученный опытом жизни на острове, что такое сезонный грипп («У нас как на подводной лодке: если один заболел, то за ним все»). Он сразу «закрылся». Или владыка Тихон, митрополит Псковский и Порховский, у которого мама-эпидемиолог работала в институте Гамалеи, и он, прекрасно осознавая характер явления, с которым мы столкнулись, все закрыл и перевел богослужение на улицу. И многие другие. Но были и монастыри, поначалу придерживавшиеся позиции: мы ничего не будем менять. И вся эта бравада падала на Патриарха. И требовала от него колоссальнейших усилий.

Неправдой будет сказать, что все были спокойны и сосредоточенны. Было и напряжение. И сложные разговоры. Даже внутри нашей Рабочей группы по координации деятельности церковных учреждений в условиях распространения коронавирусной инфекции мы порой жестко и даже эмоционально не соглашались друг с другом. Но это все-таки было несогласие от большого переживания и нежелания ошибиться. И в конце концов мы находили выход, приходили к общему мнению. Часто — после наших докладов — этот правильный выход находил именно Патриарх. И мы все во время этой работы стали по-человечески ближе друг другу.

Ребята, давайте жить дружно

— Пандемия лишила верующих того, к чему они привыкли, — открытых храмов, возможности прийти в церковь и причаститься.

— С теми, кто давал предписания о закрытии храмов для прихожан, некоторые члены рабочей группы, ваш покорный слуга в том числе, были в постоянном контакте. И я видел, как остро они переживали это все — санврачи, люди в правительстве Москвы и России. Очень впечатлен работой главы Роспотребнадзора Анны Юрьевны Поповой, с максимальной деликатностью относившейся к нашей ситуации. Очень благодарен Татьяне Алексеевне Голиковой, вице-премьеру правительства, всегда с большим вниманием относящейся к нашим просьбам в это непростое время. Огромную помощь оказывало нам руководство администрации президента. Видя все это, мне очень печально слышать о том, что мы переживаем чуть ли не времена новых гонений. Не надо существовавшие ограничения сравнивать с богоборчеством.

— Многие люди в Церкви обеспокоены появлением новых санитарных норм, протиранием икон и, конечно, лжицы для причастия…

— И можно легко понять эту обеспокоенность. Хотя меня лично огорчает, когда санитарные меры становятся центром всех дискуссий. Мы почему-то не переживаем о главном — о том, к чему нас зовет Евангелие — следовать Христу, жить для Бога, для других… Но вместо этого ведем жаркие споры о том, протирать или не протирать иконы после лобзания… И начинаем считать это чуть ли не предательством Христа.

Журнал «Фома» сделал интервью с замечательным архиереем-эпидемиологом епископом Калачинским и Муромцевским Петром (Мансуровым), публиковались статьи историков о том, как раньше Церковь вела себя в эпидемиях. Например, в XIX веке тоже протирали лжицу, как и сегодня рекомендует делать это Священный Синод, принимали специальные меры предосторожности при посещении священником заразных больных…. Но даже ссылки на многократные исторические прецеденты от древности до наших дней не для всех «сработали».

— Так что же получается, «традиционного» сознания, которое требует от нас считаться с опытом прошлого, у нас нет, либо оно огорчительно слабо? И с «иерархическим» сознанием, не позволяющим игнорировать позиции Священноначалия, тоже не все в порядке?

— Не знаю, может, я в детстве пересмотрел мультфильмы про кота Леопольда, но мне очень хочется сейчас сказать: «Ребята, давайте жить дружно». Для меня в этом — пусть на уровне массовой культуры — слышится отголосок «Блаженны миротворцы».

Ковиддиссиденты и Среднеуральский монастырь

— В Церкви, как и в обществе, есть ковиддиссиденты, люди, не признающие коронавирус. А признающие иногда уверены, что он лучше всего лечится колокольным звоном.

— Представления, что все лечится колокольным звоном или вирусы умирают по периметру церковной ограды, «боясь» ее переступить, конечно, не имеют никакого отношения ни к доказательной медицине, ни к Евангельской вере. Это все не похоже на христианское отношение к жизни, скорее на какой-то «православный» магизм. Это в магии, если знаешь верную формулу, получаешь стопроцентный результат. Типа, чтобы не разводиться, надо повенчаться. Не важно, готовы ли мы создавать православную семью, хотим ли воспитывать детей в вере… Главное, постоять в «коронах», даже не понимая, что это — мученические венцы.

Конечно, Господь может сделать так, что человек не заразится. И не только в храме, но и везде. Мы в это верим. Но вера не мешает нам следовать необходимым правилам.

— Неверие в ковид часто сопровождается странными фантазийно-апокалиптическими настроениями: трава не растет, пчелы не летают, скоро конец света. А в Среднеуральском монастыре бывший духовник вообще воспринял ковид как выдумку и повод для подчинения всех скоро грядущему — в его представлениях — антихристу. История очень огорчительная страшной глупостью человеческих представлений. Вышел фильм Собчак…

— Который, как известно, я заказал и оплатил (смеется. — Прим. ред.) …Это мне в «ВКонтакте» написали: «Как же вы ловко придумали — заказать фильм Собчак!». Я ответил: «Не читайте советских газет перед едой».

Дело все-таки не в фильме, а в реальности. В том, что происходило и происходит в монастыре. В силу служебной необходимости, отслеживая все, наблюдая странные крестные ходы сторонников бывшего схимника, переходящие в бег трусцой (это — без иронии — называется «бегом в Царствие Небесное!»), я даже улыбнуться не могу. Потому что мне безумно жаль людей. И самого Николая Романова, бывшего схиигумена Сергия.

Митрополит Викентий, его рукополагавший, уже выразил об этом сожаление, принес извинения… Я знаю, в том числе от людей, когда-то близких к Романову, что изменения, приведшие ко всему тому, что мы сейчас наблюдаем, особенно явно стали происходить с ним в последние годы. И связаны они в том числе, видимо, с его появлением в столь не любимом им интернете. Вероятно, медийная игла, с которой мало кому удается безболезненно соскочить, особенно сильно уколола бывшего схиигумена.

Церковь в таких случаях всегда старается дать человеку возможность исправиться самому. И Романову, когда стали заметны его, мягко скажем, чудачества, — тоже. Была надежда, что он придет в себя и его «ревность не по разуму» пройдет… Об этом молились, старались этому способствовать. Но увы… Попытка епархиальной ревизионной комиссии поехать в монастырь (епархия — пользователь земли, на которой он находится) кончилась тем, что ее туда просто не пустили. А недавно было возбуждено уголовное дело «по факту истязания детей на территории Среднеуральского женского монастыря».

— Это уже совсем сектантская история?

— Да, похоже все признаки секты налицо. Включая гуру, не способного посмотреть на себя мало-мальски критическим взглядом.

— Каково отношение Патриарха к этой истории?

— Позиция Патриарха вполне очевидно следует из решений, которые он принимает. Он утвердил решение церковного суда о лишении Романова сана. Он в курсе ситуации. И, как все мы, рассчитывает, что она разрешится правильно и обманутые люди смогут освободиться от обмана.

Но вообще это епархиального уровня история. Просто слишком срезонировавшая…

Ты прав, но этого мало

— Что происходит в пандемические времена с общественными настроениями? Такое ощущение, что многих тянет на бунт — лихой и непродуманный.

— Мне кажется, мы в чем-то сильно избалованы временем, в котором живем. Церковные молодые люди не представляют, что такое настоящие гонения или даже ситуация позднего Советского Союза в плане отношения к верующим. Светские не видели пустых полок. Точка отсчета — текущая ситуация. Поэтому сейчас как никогда важен умный и взрослый разговор о проблемах.

Мы сегодня и в Церкви, и в обществе, и в государстве обречены на такой разговор друг с другом. Хоть вести его сложно. Информационное поле невероятно разное. Разночтений — огромное количество. Возможность диалога с оппонентами часто просто закрыта. Недавний яркий пример: как рвала и метала либеральная публика в адрес редактора «Сноба» Ксении Чудиновой, написавшей — с уважением и одновременно очевидной иронией — о доминировании Маргариты Симоньян в интервью наших журналистов с Александром Лукашенко. Ирония не была прочитана —  в комментариях вспыхнула «классовая» ненависть! Бедный Вольтер, объявлявший о готовности отдать жизнь за право высказать ненавистное ему мнение…

Но несмотря на все это, с людьми надо разговаривать. В соцсетях, на улице — везде. Особенно когда принимаются какие-то непопулярные решения. Нужно внятно объяснять, почему они принимаются. Если ты прав, этого мало — ты должен быть убедительным.

Бунтарские настроения, конечно, подогревает и вечный искус: мы понимаем, что рай на земле невозможен, но ведь так хочется! Мне кажется, сейчас важно держаться «золотой середины» — не требовать невозможного, но и не попускать и не допускать безобразий. Это вызов и для власти, и для общества.

Сегодня на наших глазах окончательно рассыпается наивная вера в то, что правильно созданные и работающие политические институты сами по себе обеспечат нам благоденствие и бесконфликтное существование в сплошном удовольствии. Посмотрите на США — предел социальных мечтаний для многих.

Нам хорошо бы сейчас не забывать знаменитую фразу философа Владимира Сергеевича Соловьева о том, что государство нужно не для построения земного рая, а для удержания жизни от превращения в ад.

А еще очень хочется напомнить слова Черчилля о том, что любая коммуникация — это дорога с двусторонним движением. Он говорил: «Ничего одностороннего не бывает. Мы же не называем свадьбу односторонней, если невеста или жених не явились в церковь. В этом случае мы говорим, что свадьба не состоялась». Мне кажется, это важно понимать всем: как власти, так и протестующим. В разных местах и по разным причинам.

У меня дома есть больные ковидом

— Как вы жили и работали на карантине?

— В начале карантина мне казалось, что я колоссально экономлю время, не тратя его на дорогу, лишние встречи и т.п.

Но месяцы на карантине оказались временем очень напряженной работы, с быстрым освоением скайпа, Zoom и др. Наша рабочая группа требовала интенсивного взаимодействия — созвоны, постоянные видеоконференции. Работа Синодального отдела на удаленке, показав нам всем трудность домашних условий (у нас были типичны совещания с забегающими в кадр детьми), в общем, наладилась.

Лекции в МГИМО я сначала читал на YouTube, сейчас перешли на Zoom. Обратил внимание, что в дистанционной лекции освобождается 10-20 минут, при непосредственном общении, видимо, уходящих на разговоры со студентами. Но я не уверен, что эта экономия важна. Рано или поздно человек забудет тематическое содержание лекций, а диалоги с преподавателем могут остаться в памяти.

Использовать новые возможности, комбинируя их с нормальным очным обучением, можно и нужно, но непосредственное общение ученика и учителя ничто не заменит. Мне, например, сейчас очень не хватает возможности переговорить с человеком, глядя не в экран, а в глаза.

— Все это время вы писали онлайн-«Парсуны» — новые выпуски вашей программы на «Спасе».

— Да, и решил, что в будущем не обязательно буду дожидаться в Москве интересных гостей, живущих, например, за океаном, но стану записывать с ними «Парсуну» дистантно. Хотя вообще встречаться лучше все-таки в реале.

— Как проходил карантин в вашей семье?

— Каждый вечер дома у нас был чему-то посвящен — игре «Что? Где? Когда?», поэзии. Когда я прочитал детям «Вересковый мед» Стивенсона, восьмилетний сын удивил меня интересным и неожиданным комментарием.

Большой успех у нас имел «Сказ про Федота стрельца». Долго гуляли по дому афоризмы из Козьмы Пруткова.

— Сейчас у вас в семье болеют ковидом…

— Переболели, жена и девочки. Мы с сыном не заразились. Все выучили слово «сатурация». Болезнь проходила в легкой форме. Но даже в легкой форме это тяжелая история. Потому что человек лежит, и у него ни на что нет сил.

— У вас есть свой прогноз на пандемию?

— Но вы же знаете, что я не прогнозирую (только изумляюсь уверенности этим занимающихся). И внимательно слежу за тем, что говорят профессионалы.

Не стоит, конечно, увлекаться алармизмом — давайте ходить в скафандрах даже дома, а то все умрем. Но ясно, что мы столкнулись с коварным вирусом, который неизвестно, как поведет себя дальше.

Стараюсь отслеживать профессиональные дискуссии, в том числе ВОЗ, о длительности изоляции, уходе на долгий карантин. Ясно, что здесь нет единственно правильного и очевидного ответа. Понятно, что нужна гибкость. И совсем не нужны дилетантские разговоры из серии «маски носить не нужно». Все-таки если большинство врачей говорит, что маски носить нужно, будем их носить. И даже если человек переболел и знает, что у него антитела. Сегодня маска — тут во мне просыпается культуролог — критерий культурного человека. Мы со студентами на курсе культурологии обсуждали это и пришли к выводу, что для культурного человека достаточное основание для того, чтобы надеть маску, — уважение к другим.

Вопрос ребром

— Патриарх недавно неожиданно прямо и жестко высказался на тему о его придуманных миллионах.

— Мне всегда эти разговоры то о четырех, то о восьми миллиардах долларов Патриарха казались дикими. Я не могу себе представить человека, готового в такую чушь поверить. Знали бы вы о количестве ограничений в жизни Предстоятеля! Это тяжелейший крест, которого никому не пожелаешь.

Поэтому такие разговоры для меня — чудовищный бред. И ничего за этим нет, кроме страсти действовать по законам «черного пиара».

Святейший сказал об этом не в бытовой логике, мол, успокойтесь, нет у меня никаких миллионов, но связав это с призванием Церкви говорить правду. Именно это не нравится критикам Церкви. Но вместо того, чтобы идти на глубокую и прямую полемику, они начинают выдумывать порочащие вещи.

Да, поведение отдельных священников или мирян может дать серьезный повод для критики, но огульные дурные нападки вызывает все-таки возросшее значение Церкви в обществе и ее стремление говорить о самом важном. В ответ на это идут самые нечестные удары. Были бы способны подобные «критики» выдержать серьезную философскую дискуссию о жизни Церкви, не придумывали бы всякую чушь.

Беседовала Елена Яковлева