Духовно-нравственные и социальные предпосылки открытия в Приморье первых монастырей (вторая пол. XIX - нач. XX вв.)

Организация монашеской жизни в Приморье для Православия имела особое значение, так как исторически сложилось то, что иноческие обители призваны быть в Русской Церкви образцовыми духовными центрами, хранящими предание и литургические обычаи; заботящимися о духовном руководстве не только иноков, но и мирян, видящих в монастырях идеал религиозной жизни. В истории России развитие жизни на вновь осваиваемых территориях нередко начиналось с так называемой «монастырской колонизации», за которой следовало обустройство земель мирянами. Но на данное явление не были полностью похожи процессы, происходившие во время переселения на юг Дальнего Востока во второй половине XIX в. Скорее, появление здесь монастырей явилось ответом на духовные запросы паствы, ее желание ощутить полноту Православия, которое сложно представить без монашества.

В этом контексте создание в Приморье обителей имело своебразный инкубационный этап, который позволил увидеть ревнителям благочестия определенную ущербность церковной жизни, если в ней нет места для иночества. Святитель Иннокентий Вениаминов, митрополит Московский, первый предположил открыть мужской монастырь в Приамурье. Но он имел в виду создание обители самими монахами, а не административным указом. С этой целью епископ завязал переписку о строительстве монастыря на Амуре с архимандритом Доримедонтом, но все этим и закончилось: тот отказался, видимо, не найдя в себе достаточно физических и нравственных сил, чтобы создавать на пустом месте монастырское общежитие.

Одна из первых попыток создания мужской обители в Южно-Уссурийском крае была предпринята в середине 80-х г. XIX в. Игумен Платон при церкви с. Шкотово намеревался открыть заштатную пустынь-скит . Но только через десять лет дело создания монастыря реально сдвинулось с места. Непосредственным инициатором строительства стал С. М. Духовской, назначенный в 1893 г. новым Приамурским генерал-губернатором и получивший личное разрешение Императора Александра III устроить на Дальнем Востоке мужской монастырь . Среди известных лиц, поддержавших эту идею, были также и обер-прокурор К. П. Победоносцев, и митрополит Санкт-Петербургский Палладий (Раев). Конечно, открытие монастыря рассматривалось государством как составная часть главного дела - русского освоения Дальнего Востока. В таком же контексте обсуждался вопрос и по женскому монастырю. Но здесь главная инициатива исходила от его будущих насельниц, что соответствовало общероссийской тенденции, которую впервые выделил исследователь И. К. Смолич . «Мне лично уже неоднократно приходилось слышать о желании некоторых из местных женщин поступить в монастырь», - писал епископ Владивостокский и Камчатский Евсевий Приамурскому генерал-губернатору . Так, первое предложение о создании в Приморье женского монастыря поступило от крестьянки из Тульской губернии Анны Волковой, бывшей послушницы Свято-Троицкой Взыскания погибших общины Калужской епархии . Мотивируя свое решение желанием проводить просветительскую и миссионерскую деятельность среди местных жителей, она получила благословение епископа Евсевия на устроение женской общины среди языческого корейского населения в двух верстах от деревни Верхней Тизинхэ. Планировалось построить несколько зданий, в их числе школу для обучения корейских девочек, которые получали бы все необходимое содержание от общины.

Тем не менее, подтвердилась правота суждения святителя Иннокентия Вениаминова о том, что одними указами и распоряжениями сверху монастыри не создаются. К примеру сказать, устроение мужской обители началось только тогда, когда нашелся первостроитель-подвижник. Промыслом Божиим выбор пал на монаха Алексия (Александра Захарьевича Осколкова), двоюродного брата губернатора С. М. Духовского. Думается, причиной выбора его кандидатуры была не столько родственная близость к генерал-губернатору, сколько готовность о. Алексия «к горячему миссионерству, полагая на него остаток своих сил» . Поэтому о. Алексия рукоположили во иеромонахи с целью «быть благовестником слова Божия в отдаленном крае». Из его биографии можно выделить интересные детали, позволяющие сказать, что он был готов к перенесению скорбей и испытаний, так как получил военное образование, служил в Русской армии, участвовал в обороне Севастополя во время Крымской войны. В дальневосточной периодической печати конца XX в. сообщалось, что о. Алексий якобы являлся полковником Генерального штаба Российской армии под именем Григория Осколкова, поэтому основание им монастыря было прикрытием разведывательных проектов военных. Но это мифология советской атеистической эпохи не подтверждается никакими крупнейшими российскими архивами и прямо противоречит биографическим данным об о. Алексии, который уволился из армии и перешел на гражданскую службу, руководил строительством железных дорог. Видимо, Александр Осколков пережил какое-то личное потрясение, потому что неожиданно бросил все свои дела, много путешествовал по миру и, оказавшись на Афоне, в Русском Пантелеимоновом монастыре, принял монашеский постриг с именем Алексий. Был в прекрасных отношениях с архимандритом Антонином (Капустиным) – главой Русской Духовной Миссии на Святой Земле. Имел от Бога дар иконописца. Значит, выбор этой кандидатуры состоялся также еще и потому, что о. Алексий получил достаточный жизненный и духовный опыт.

Напротив, история основания женского монастыря подтверждает, что небольшая монастырская практика скорее воспрепятствует реализации проекта. Скажем, послушница Анна Волкова не была утверждена устроительницей общины в долине Чапигоу . И наоборот, реальное продвижение идеи развития женского монастыря состоялось после приезда в край бывшей настоятельницы Читинского женского монастыря игумении Павлы (Трегубовой), имевшей многолетний монашеский искус . Матушка Павла была родом из Вятской губернии, придя в монастырь в возрасте 24 лет. Находилась послушницей около 11 лет, последовательно прошла ступень рясофорной инокини, после чего была пострижена в мантию. Более чем 30-летний монастырский опыт монахини Павлы оказался востребованным сначала в Забайкалье, где в 1884 г. она основала Читинский женский монастырь, а затем епископ Евсевий благословил ей основать в Приморье женскую обитель. Несмотря на свой почтенный возраст (около 69 лет), матушка с сопровождавшими ее несколькими монахинями и послушницами выехала на Дальний Восток . Поэтому главными причинами, подвигавшие к делу устроения монастырей в диких и необустроенных местах Приморья, были духовно-аскетические искания и поиск самореализации талантов.

Основание монастырей в регионе выпало на конец XIX в. Основной задачей первого этапа, конечно, стало выделение земельных площадей, и этот процесс происходил параллельно с распределением наделов между крестьянами-новоселами, т. е. как монастыри, так и жители поселений оказывались примерно в одинаковых стартовых условиях. Так, иеромонах Алексий добрался в Приморье вместе с переселенцами, совершив многодневное плавание на пароходе от Одессы до Владивостока. Значит, в социальном плане монастыри изначала не могли оказывать существенную материальную поддержку на сторону, и для них отводилась роль быть своеобразным духовным стержнем для православных, как это всегда происходило в российской истории. В этой связи наглядным примером является первоначальный план создания мужского монастыря вблизи губернского центра – г. Хабаровска. Уже в октябре 1893 г. был выбран участок на берегу одной из проток р. Амур рядом с Петропавловском озером . Вероятно, на первоначальный выбор земли под обитель повлияла позиция генерал-губернатора С. М. Духовского, которого можно охарактеризовать как человека подлинно верующего, убежденного в важности развития Православия на Дальнем Востоке.

Но наряду с поддержкой открытия монастыря среди некоторой части светского общества возникло предубеждение в его ненужности, даже в Камчатской консистории поначалу придерживались такой же позиции. Епархиальный архиерей, епископ Макарий (Дарский), присоединился к решению вопроса о строительстве монастыря лишь после указания непосредственно от Святейшего Синода. Это объясняет то, почему первые шесть месяцев 1894 г. ушли на согласование всех вопросов по строительству обители. Отцу Алексию приходилось лично продвигать имущественные и земельные вопросы в различных столичных ведомствах, заручаясь поддержкой среди разных влиятельных лиц. Наконец, Святейший Синод 26 октября – 1 ноября 1894 г. постановил учредить в пределах Камчатской епархии под г. Хабаровском мужской монастырь. Ему разрешалось иметь такое число братии, «какое обитель в состоянии будет содержать на свои средства», т. е. она получила изначала епархиальный и нештатный статус. Цель обители определялись так: «религиозно-просветительская деятельность в отдаленной Приамурской области и духовно-нравственное воздействие на ее население, где значительную часть составляют инородцы и иноверцы» . Следовательно, явно прослеживается связь с миссионерскими интересами, в числе которых Церковь видела не только деятельность по отношению к язычникам, но и к русским переселенцам. Особенно обращает на себя внимание то, что фактическое размещение монастыря состоялось в активном переселенческом районе Южно-Уссурийского края, а не на берегах Петропавловского озера. Этот участок после вторичного подробного осмотра комиссия признала малопригодным по качеству земли, из-за затопления во время паводков и возможных конфликтов вокруг рыбной ловли с местными жителями .

Из личных воспоминаний о. Алексия можно со всей очевидностью увидеть пути действия промысла Божия, руководившим созиданием монашеской обители: весьма благоприятно складывались события вокруг поиска места в Приморье, этому делу с радостью помогали многие другие люди. Так, очень быстро надел для монастыря был выбран в 20 верстах от железнодорожной ст. Шмаковка недалеко от р. Уссури. В пользу нового участка говорили лучшее качество земли, живописная природа, близость к путям сообщений, что создавало больше удобств будущим паломникам. Примерно такие же факторы повлияли и на определение места для женского монастыря. Например, игум. Павла, получив предварительное одобрение своего намерения, выбрала в 11 верстах от г. Никольск-Уссурийска земельный участок на правобережье р. Суйфун. Здесь находились хорошие пахотные места. Вблизи от них - несколько деревень. Серьезных препятствий относительно выделения женскому монастырю земли не возникло . Затем в 1905 г. дополнительно прибавили еще 135 десятин. Вскоре Приамурский генерал-губернатор разрешил выделить обители дополнительно 110 десятин из лесных дач. Согласно карточкам статистического опроса земельные владения монастыря составляли 565 десятин, в т. ч. 130 десятин пашни, 125 – сенокосов, 210 – степи . Неофициальное существование этой Южно-Уссурийской обители началось с конца 1899 г. Официально община утверждена указом Св. Синода 3 ноября 1900 г. с наименованием в честь Рождества Пресвятой Богородицы, получив разрешение иметь монашествующих сестер смотря по своим силам . Но в отчетах обер-прокурора начиная с 1900 г. по Владивостокской епархии значится женский штатный монастырь . Также произошло и с мужским монастырем. Значит, центральные церковные власти скоро поняли, что в переселенческих районах монастыри необходимо материально поддерживать, т. к. в местных условиях у них возникали серьезные материальные проблемы.

Конечно, при их решении большая надежда возлагалась на пожертвования. Например, значительная роль в создании начальной материальной базы мужского монастыря принадлежит игумену Алексию, которому пришлось собирать помощь по всей России. Для него это стало первой задачей. Ведущей положительной чертой характера о. Алексия можно назвать сочетание энергии деятельности с аскетическими устремлениями. Решившись в уже немолодом возрасте строить на новом месте монастырь, отец игумен горел желанием миссионерских трудов. В 1895 г., когда ему было около 60 лет, он выглядел «очень бодрый с энергичными строгими, почти суровыми чертами лица, седой бородой и необыкновенно живыми огненными глазами» .

Благодаря игумену Алексию были заложены предпосылки к развитию мужского монастыря, как духовные, так и хозяйственные. Прежде всего, он принадлежал к числу ревнителей Православия и Церкви Христовой. Его волновало общее состояние православной веры в обществе той эпохи. Ревнуя о любви к Богу и людям, о деятельном и живом исполнении заповедей Божиих, о. Алексий и в монастыре, устраиваемом им, видел необходимым развитие подвижнического духа . Воспитанный на афонских обычаях он считал, что монахи должны быть сильны духом, строгими аскетами, не боящимися испытаний и тяжелых трудов. От братии требовалось духовное единство со своим духовным главой – отцом настоятелем, оказывая ему кроткое послушание. По его суждению, обитель должна иметь или самостоятельное управление согласно уставу, или жить без излишнего вмешательства в дела управления со стороны епархиальной власти, т. к. вследствие вторжения в дела посторонних лиц умаляется авторитет игумена как главы братства, что приводит к нерадению монахов и охлаждению с их стороны ревности. В монастырь не следует направлять лиц с испорченной нравственностью на покаяние (т. н. «епитимийных»). Здесь должны быть возможности для «разных способов монашеского подвига: отшельнического, скитского и общежительного». Отец Алексий ставил большие миссионерские и просветительские задачи: иметь школу, обучать различным ремеслам, вести образцовое хозяйство; кроме того, оказывать помощь и самим миссионерам и их делу. Чтобы выполнить свои большие планы обители нужно иметь достаточно земли, быть сильной материальными средствами, но после устроения следует прекратить всякие сборы на содержание монастыря .

Для реализации столь больших задач требовались, прежде всего, единомышленники и помощники. Отец Алексий еще в 1894 г. попытался найти себе спутников в русских монастырях на Афоне. И уже после, как один диакон, взятый со Святой Горы, испугавшись, не поехал на Восток, по благословению архиепископа Финляндского Антония (Вадковского) из Валаамского монастыря в Уссурийский край были направлены новопостриженные иеромонах Сергий (Озеров) и иеродиакон Герман (Богданов).

Однако игумен Алексий, не дожидаясь приезда помощников, один начал строить монастырь. В августе 1895 г. он поселился в землянке на выбранном им участке близ р. Уссури . Потом временно разместился в квартире начальника телеграфной станции «Тихменево» находившейся рядом. Его первыми временными помощниками были шестеро солдат, которых генерал-губернатор определил для охраны и в личную помощь настоятелю. На собранные пожертвования были наняты рабочие, куплены лошади, продукты, инвентарь, стройматериалы. С. М. Духовской передал монастырю недостроенные срубы домов, находившихся в нескольких километрах от обители, которые перевезли в монастырь для сборки и завершения строений.

В половине одного из домов была устроена небольшая домовая церковь в честь Святой Живоначальной Троицы . Другая часть этого же дома была оборудована под ризничную, кладовую, трапезную, кухню, келии для братии и послушников. Отдельно сделаны кладовая-амбар и конюшня на 6 лошадей. Первая литургия и освящение храма состоялись 24 ноября. Следовательно, энергичные усилия игумена Алексия, трудившегося вместе с рабочими буквально день и ночь, привели к тому, что монастырь был открыт через три месяца.

Его востребованность со стороны паствы проявилась сразу же. Приходивших сюда богомольцев стало больше, когда открылся храм, так как он был в тот период единственным в округе 80 верст. Монастырь становился в прямом смысле приютом для верующих, когда те приходили помолиться под воскресные дни, а после всенощного бдения оставались в обители ночевать. На другой день после литургии всех богомольцев угощали обедом, во время которого читались жития и религиозно-нравственные поучения. В целом можно сказать, что окрестные крестьяне к концу 1896 г. стали благоприятно смотреть на обитель. Правда, не обходилось без искушений. Например, воровство в 1896 г. из братской казны 2 320 руб. в ночь под первый в жизни монастыря престольный праздник – день Святой Троицы . Еще один пример недоброжелательства к монахам связан с землей. Кто-то из крестьян вспахал клочки земли на участке, намеченном о. Алексием под монастырь, желая показать, что надел занят. Из-за чего возникли проволочки в переселенческом управлении. В итоге с этим случаем выяснилось, что крестьяне самовольно распахали участки в стороне от выделенных им мест. Вообще игум. Алексий сумел добиться выделения для монастыря 3 753 десятин и 1260 саженей земли, из которых удобной для занятий сельским хозяйством было до 800 десятин, остальное занимали сопки, кустарники, лесные и болотистые участки .

Игумен Алексий недолго оставался настоятелем. И его скорый отход от дел вызывает вопросы. Согласно архивным сведениям уже с июля 1895 г. он просил уволить его с должности настоятеля. Отсылал одно за другим прошения Камчатскому архиерею, в Святейший Синод, обер-прокурору с просьбой об отставке. В литературе отход игумена Алексия от управления обителью объясняется слабым состоянием его здоровья. Но анализ источников дает основание выделить несколько факторов, повлиявших в итоге на смену настоятелей в монастыре . Среди них: 1) действительно пошатнувшееся телесное здоровье о. Алексия за годы постоянных дальних переездов и различных дел по устроению обители, которые он вел с 1893 г. 2). «Непонимание и не сочувствие» к монастырскому делу в определенной части общества. 3). Подозрительное отношение к о. Алексию со стороны Камчатской духовной консистории. Причина этого становится понятной, если учесть взгляды первостроителя на определенную независимость монастыря от архиерея и консистории. В ряде случаев о. Алексий в самом деле действовал самостоятельно, без предварительного благословения епархиального архиерея. Например, в вопросе о переносе места строительства обители из Приамурья на берег р. Уссури. 4). У игумена не сложились отношения с его двумя собратьями - иеромонахом Сергием и иеродиаконом Германом. В письме к К. П. Победоносцеву игум. Алексий даже признал себя одиноким в делах. Отцы Сергий и Герман высказали желание возвратиться назад на Валаам . С точки зрения настоятеля насельники монастыря проявляли непослушание и самоволие. В воспоминаниях о. Сергия, которые, думается, отражены в книге свящ. Григория Ваулина, говорится о неуравновешенном характере игум. Алексия. Автор считает главной причиной духовного разлада между братьями обители расхождения по вопросу аскетической жизни. Так, о. Алексий придерживался афонской школы монашества, которую, видимо, не были готовы принять отцы Сергий и Герман – выходцы с Валаама. Поэтому игумен Алексий не смог стать их духовным руководителем, как сам он в этом признался в письме к обер-прокурору. С другой стороны, и у валаамских посланцев могло первое время происходить внутреннее осмысление новой ситуации, в которой они оказались. Ведь приехали они на совершенно необжитое место, потеряв духовную связь со своими старцами. Не желая развития конфликта о. Алексий стал просить Синод освободить его от настоятельства. После отказа игумена от управления обителью его преемником с 1897 г. стал иером. Сергий. Конечно, он прибыл в Южно-Уссурийский край еще молодым иноком. Настоятельский и духовный опыт приобретал на практике. Тем не менее о. Сергия и его помощника о. Германа можно поставить в один ряд с иноками-миссионерами, отправлявшимися на Восток из Спасо-Преображенского монастыря. Как известно, Валаамский монастырь со времен игум. Назария (1782-1801 гг.) посылал на миссионерские труды своих насельников, первые из которых, например, были направлены на Алеутские острова в конце XVIII в.

Отъезд игум. Алексия из Приморья не положил конец его связям с Дальним Востоком. Архивные материалы показывают, что он постоянно следил за развитием Уссурийского монастыря, был в курсе его основных дел. Подарил монастырю лично написанную икону Божией Матери, между ним и игум. Сергием велась переписка с 1903 по 1910 годы. После некоторых исканий, где ему быть, не получив одобрения Синода на миссионерское служение в Корее, куда он изъявил желание поехать, о. Алексий выбрал Афон. По полевым сведениям, собранным автором, первостроитель Уссурийского монастыря остановился при Русском Пантелеимоновом монастыре. Здесь принял схиму и закончил свою земную жизнь в отшельничестве.

Исходя из сказанного явствует, что процесс переселения православной паствы в Приморье во второй половине XIX в. явился социальным толчком к открытию здесь первых монастырей, в которых общество видело своего рода представительский институт русского Православия, в том числе перед лицом соседней восточной цивилизации в Китае, Корее и Японии. Наряду с этим духовно-нравственными предпосылками создания монастырей явились как аскетические устремления монахов-подвижников, первостроителей, так и стремление к реализации духовных талантов, особенно миссионерско-просветительских. Ведущую роль для становления монастырей в Приморье сыграл игумен Алексий (Осколков), который тем не менее не нашел единодушной поддержки со стороны братии. Поиск перспектив развития монастырской жизни выявил различие в подходах среди первых монахов, привел к нестроению, отказу от использования афонской традиции и опоре на валаамскую школу монашества, имевшую многолетнюю миссионерскую практику на Дальнем Востоке.

Список источников и литературы

1. Иркутские епархиальные ведомости. – 1884, № 8. - С. 101.

2. Алексий, (Осколков), игумен. Воспоминания старца-основателя и первого строителя Свято-Троицкого Николаевского Уссурийского монастыря. - Петроград, 1915. - С. 8, 21.

3. Смолич, И. К. Русское монашество. - М., 1997. - С. 293.

4. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 234. Л. 2.

5. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 200. Л. 2

6. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. ЛЛ. 2-2 об.

7. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 200. Л. 19- 19 об.

8. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 234. Л. 2.

9. Игумения Павла: Некролог // Владивостокские епархиальные ведомости. – 1909, № 8. - С. 253-255.

10. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. ЛЛ. 60, 87- 90

11. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. Л. 96.

12. Алексий, (Осколков), игумен. Указ. соч. С. 36.

13. Игумения Павла: Некролог // Владивостокские епархиальные ведомости. – 1909, № 8. - С. 256

14. Поповкина, Г. С. Традиции русских православных женских монастырей на Дальнем Востоке: Южно-Уссурийский Рождество-Богородицкий монастырь (нач. XX в.) // Вторые Приморские образовательные чтения посвященные памяти святых Кирилла и Мефодия: Сб. тезисов и докладов / Администрация Приморского края, Владивостокская епархия Русской Православной Церкви, Дальневосточный гос. ун-т, Приморский ин-т переподготовки и повышения квалификации работников образования. - Владивосток, 2002. - С. 97-100.

15. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 200. Л. 19

16. Всеподданнейший отчет Обер-прокурора Святейшего Синода за 1900 г. Приложения. - СПб., 1903. - С. 3-83.

17. Львов, Н. Николаевский Свято-Троицкий монастырь на реке Уссури в 1896 г. // Хабаровск: Приамурские ведомости. - 1899, 17 сент. - С. 16.

18. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. ЛЛ. 60, 73 об, 74-74 об, 216 об.

19. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. Л. 61.

20. Алексий, (Осколков), игумен. Указ. соч. С. 27, 40, 41, 47.

21. РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. ЛЛ. 228, 235-235 об.

22. Ваулин, Григорий, свящ. Первая обитель на Дальнем Востоке. - Владивосток, 1903. - С. 28.

23. РГИА. Ф. 387. Оп. 7. Д. 39846. Л. 58 об.

24. Львов, Н. Указ. соч. С. 16; РГИА. Ф. 796. Оп. 174. Д. 1209. ЛЛ. 232-233 об.; 260-261 об.; 280-283 об.

25. Алексий, (Осколков), игумен. Указ. соч. С. 48, 53.

Опубликовано: Сибирь на перекрестье мировых религий: Сб. докладов IV межрегиональной научной конференции / Институт истории СО РАН, Новосибирский государственный ун-т. - Новосибирск, 2009.