Интервью Святейшего Патриарха Кирилла в преддверии празднования 10-летия Поместного Собора и интронизации Его Святейшества

— Ваше Святейшество, разрешите начать. Какие события этого десятилетия в жизни Русской Православной Церкви Вам больше всего запомнились? 

— Событий было очень много, и я боюсь, называя какие-то события, придать им значение бόльшее, чем тем, о которых ничего не скажу. Эти десять лет были, конечно, наполнены очень значительными изменениями в жизни Церкви. Но когда я говорю о жизни Церкви, я имею в виду и жизнь нашего народа. В конце концов, хорошо Церковь трудится или нет, отображается в тех или иных сторонах и общественной, и личной жизни людей. Мы не проводим никаких социологических замеров; более того, когда нас снабжают светской статистикой, мы достаточно критически к ней относимся. Но могу сказать, исходя из своего личного опыта (а со мной как-то связано, и через переписку, и через общение, достаточно большое количество людей): я вижу, как меняется жизнь людей, как меняется их отношение к Церкви, как изменилось принципиально понимание роли Церкви в жизни нашего народа и нашего общества. Не буду подробно говорить и утомлять вас деталями, но совершенно очевидно, что эти изменения не могут не влиять на все течение нашей жизни. 

Ведь цель, которую ставили перед собой атеисты, заключалось в том, чтобы превратить Церковь в гетто, загнать ее в узкие рамки — культурные, политические. Иногда это делалось с помощью силы, иногда, и это я помню, посредством создания соответствующих законов и осуществления соответствующей практики в отношении Церкви. Этому были посвящены целые десятилетия — и что же? А ничего не получилось, никакого гетто сегодня нет. Это, конечно, наполняет душу радостью и осознанием того, что Бога победить невозможно. Ведь Церковь есть не что иное, как место, где люди соприкасаются с вечностью, и поэтому никакие внешние обстоятельства не могут Церковь разрушить. Я в это не просто верю — я это знаю, в том числе по опыту своей, быть может, не такой уж продолжительной жизни, хотя семь десятилетий — это все-таки срок. 

— Ваше Святейшество, а каким Вы видите из сегодняшнего дня будущее Русской Православной Церкви, ее место в мире? 

— Место Русской Церкви, вообще место Церкви в современном мире невозможно оценить в социологических категориях. Нельзя сказать, что верующих будет больше или меньше, что на политику, культуру, общественную жизнь будет оказываться большее или меньшее влияние. Вообще, если говорить о ходе человеческой истории, которая должна завершиться не видимой победой Церкви, а апокалиптической картиной, Церковь всегда идет несколько против течения. Основным вектором современной жизни сегодня является жизнь в соответствии с желаниями, а если сказать еще грубее, в соответствии с инстинктом. Этот фактор с невероятной силой влияет и на личную, и на общественную жизнь людей. Мы говорим о росте потребительской психологии, о других негативных сторонах общественной жизни, но все это проистекает из внутренней жизни человека. И то, что происходит внутри человека, потом переносится и на общественные отношения. 

Поэтому я не думаю, что у Церкви будет после нас какая-то славная история. В каждую эпоху Церковь сталкивается со своими трудностями, и не вижу никаких знаков того, чтобы этих трудностей было меньше. 

— Ваше Святейшество, если говорить о трудностях: то, что произошло в последнее время в мировом Православии в связи с действиями Константинополя на Украине, — это раскол, и точка невозврата уже пройдена? Или это некий кризис, и всё еще можно исправить? Но тогда как и в какие сроки? 

— Ну, точка невозврата — это небытие. У каждого из нас будет точка невозврата, когда закончится наша физическая жизнь. А пока мы живем, пока Церковь живет, никакой точки невозврата, конечно, не должно быть, и я уверен, что и не будет. Вы употребили слово «кризис» — это правильное слово, греческое, и одно из его значений в переводе на русский — это «суд». Мы забываем об этом значении слова «кризис». Но в этом смысле происходит суд, суд Божий над всеми нами и, в первую очередь, над теми, кто инициирует такого рода кризисы. Со всеми этими жизненными обстоятельствами нельзя шутить, нельзя создавать расколы, нельзя идти против воли Божией, нельзя, проповедуя одно и призывая к одному, на практике делать все совершенно противоположное. Если все это происходит ввиду личной греховности или, лучше сказать, слабости человека, который устремляется к одним идеалам, а на практике получается совсем другое, то это его личная проблема. Но если церковная организация декларирует одни идеалы и ценности, если священники обращаются к своей пастве и учат об одном, а церковная организация начинает действовать в совершенно другой системе ценностей, — как сейчас и происходит в связи с расколом на Украине, — то это что означает? Это означает, что нет благодати в такой церковной организации. «По плодам их узна́ете их» (Мф. 7:16). Где раскол — там злоба, мы же это видим: захваты храмов, избиение священников... Может ли слово Божие, правда Божия распространяться при помощи насилия, обмана, с опорой на политические силы, может ли воля Божия распространяться при помощи той или иной политической партии? Да никогда! Поэтому не нужно быть никаким провидцем, — нужно только повнимательнее посмотреть на то, что происходит, и сразу станет ясно, на чьей стороне правда и на чьей стороне Господь.

Дай Бог, чтобы Церковь — наша Церковь и Церковь Вселенская — никогда не сошла с того пути, который Господь указал. Чтобы никакие соблазны не подвигали нас к тому, чтобы мы совершали ошибки, могущие пагубно отразиться на деле человеческого спасения. 

— Спасибо, Ваше Святейшество. 

— Ваше Святейшество, добрый день. Мы все помним, что на протяжении многих лет Вы имели возможность посещать Украину. Вы бывали там часто, встречались с людьми, Вас очень тепло принимали, но потом в силу политических обстоятельств такие поездки, по крайней мере на данный момент, стали невозможны. Если представить, что сейчас у Вас появилась возможность обратиться напрямую к жителям этой страны, православным верующим, в связи с последними событиями церковной жизни Украины, то что бы Вы им сказали? 

— Надеюсь, Господь еще сподобит меня посетить Украину, потому что политическая ситуация и вообще политическая конъюнктура — явления скоропреходящие. Сегодня одно, завтра другое, сперва одни политические силы, потом другие... Поэтому у меня сохраняется надежда, что я смогу помолиться в Киево-Печерской лавре, встретиться со своим народом, с епископатом Украинской Церкви, который сегодня героически отстаивает каноническое Православие. 

Ну, а что касается слов, то есть очень хорошие слова у апостола Павла в послании к Фессалоникийцам: «Братие, стойте и держите предания, имже научистеся или словом, или посланием нашим» (2 Фес. 2:15). Эти слова я хотел бы обратить и к своей украинской пастве. Что такое «держать предания»? Предание — это синоним кафолической веры, той веры, которую исповедует Церковь. Твердо держитесь этой веры, не поддавайтесь никаким соблазнам. А что касается нашего послания и моего послания как Патриарха, то нужно воспринимать это послание как голос Церкви, потому что Патриарх не может говорить от ветра головы своей. Слова Патриарха основываются, в том числе, на соборной позиции Церкви, на соборном волеизъявлении. И поэтому слушать голос Церкви — сейчас самое важное для верующего народа на Украине. Этот голос замечательно звучит из уст Блаженнейшего митрополита Онуфрия, епископата нашей Церкви. Надо слушать этот голос и жить в соответствии с тем, чему учит Церковь и к чему она призывает. Тогда никакие политические перипетии не будут сбивать людей с их жизненного курса. 

— Русскую Православную Церковь нередко обвиняют в соглашательстве с властью, с нежеланием поднимать важные темы, волнующие общество. Как по-Вашему, обходит все-таки Церковь эти острые углы в публичной сфере? 

— Думаю, эти обвинения проистекают от людей, которые желают видеть в Церкви так или иначе ориентированную политически организацию. Что значит «критика власти»? Критика власти — это не что иное, как действие, имеющее определенные политические цели. Вот когда оппозиция критикует власти, все понятно: оппозиция хочет показать народу, что нынешняя власть — это плохо, а оппозиция, которая ее критикует, — это хорошо. И вывод простой: поддерживайте оппозицию! Но ведь Церковь не может занять такую позицию, она не может таким образом взаимодействовать с властью. Однако Церковь ни в коем случае не должна молчать, когда в стране, в обществе, в народе происходит нечто, что с церковной точки зрения может нанести большой ущерб и личности, и обществу, и народу, и даже государству. В этом смысле Церковь не молчит, и в плане продвижения такой точки зрения Церковь никогда себя не ограничивала. 

Приведу конкретные примеры. Так, наша позиция по абортам — она же всем хорошо известна! Я и в Государственной Думе об этом говорил, и, если речь заходит на эту тему, я всегда публично подчеркиваю важность преодоления этого, я бы сказал, духовного недуга в нашем обществе. Говоря так, я сознаю, что очень большое количество людей (может быть, даже тех, кто в принципе соглашается) по жизни совсем со мной не согласны. Ну и что? Это должно заставить меня замолчать? Но тогда я отступлюсь от самого главного — я перестану нести людям Божию правду. А кого-то, может быть, достигнут мои слова, какие-то младенцы появятся на свет — это уже будет великим для меня счастьем. Еще раз хочу сказать: такая позиция Патриарха не соответствует ни государственной политике, ни даже, может быть, мнению социологического большинства. Но это не значит, что Патриарх и Церковь должны от этого отказаться. 

Однако от нас не следует ждать отстаивания какой-то политической программы, поддержки каких-то политических сил, проправительственных или оппозиционных. Ведь что будет, если Церковь поддержит ту или иную партию? Что такое партия? Партия — это часть. Собственно говоря, партийная система — это разделение общества на части, имеющие разную политическую ориентацию. Многие считают, что это хорошо, правильно, что это соответствует многообразию человеческого выбора. Не буду давать свою собственную характеристику, я не сторонник партийного деления народа, хотя это данность, и уж поскольку эта данность существует, пусть существует. Но она не должна разделять наш народ и, самое главное, разрушать единогласие по вопросам, которые являются для нас жизненно важными. Церковь пытается обеспечивать свое влияние на общество таким образом, чтобы у нас было согласие, некий консенсус по наиболее важным жизненным вопросам. Так мы и будем дальше действовать, но ни в коем случае не превратимся в политическую силу, обслуживающую интересы части нашего народа, нашего общества. 

— Ваше Святейшество! 25 января 2009 года члены Архиерейского Собора Русской Православной Церкви выдвинули трех кандидатов на вдовствующий Патриарший престол, и Вы, Ваше Святейшество, получили большинство голосов. Оглядываясь назад, могли бы Вы сказать, что все те чаяния, которые были у Вас в те дни, сбылись и исполнились? 

— Ну, честно говоря, у меня тогда никаких чаяний не было. Я уже неоднократно об этом говорил, когда меня спрашивали, и сейчас хочу сказать: став Местоблюстителем, я ясно отдавал себе отчет в том, что есть большой шанс, что меня выберут. Но стопроцентной уверенности быть не могло. Естественно, в то время я молился, но никогда, ни разу, обращаясь к Господу, я не просил Его сделать меня Патриархом. Ни разу! Я просил, чтобы была явлена воля Божия и чтобы был избран тот, кто по воле Божией должен стать Патриархом. И уже в то время я сознавал, что избрание Патриархом — это великий крест. 

Я мог наблюдать жизнь Патриархов, которые мне предшествовали, — и Патриарха Алексия I (хотя в то время был еще совсем молодым человеком), и Патриарха Пимена, и Патриарха Алексия II. Конечно, не в полной мере я мог тогда видеть все стороны патриаршей жизни, но было совершенно ясно, что Патриарх несет тяжелый крест. Став Патриархом, я в этом убедился: Патриарх несет тяжелый крест. Но так как явилась на мне воля Божия и я был призван к этому служению, то считаю долгом своим нести этот крест настолько, насколько позволяют мне мои духовные и физические силы. 

— Количество епархий в Русской Церкви практически удвоилось во время Вашего Патриаршества. Как это сказалось на жизни Церкви и верующих? 

— Это хороший очень вопрос, потому что можно удвоить, утроить, а какой будет результат? Мысль о необходимости создания новых епархий у меня возникла, когда я летел на самолете из Якутска в Иркутск. Летишь часа три, не помню точно, но за это время можно долететь от Москвы до центра Европы, а, может, и дальше. Вот я и спросил сам себя: а что же там, внизу? Мы летим, под нами лес, но ведь наверняка люди живут — и в Якутии, и в Иркутской области. Конечно, там не так много дорог, как в Европе, и не так много населения. Но что такое дороги и население? Сегодня их нет, а завтра они появятся — откопают что-нибудь там в земле, и начнется бурное развитие этих регионов. А что там с религиозной точки зрения? Ничего. Один архиерей в Якутске, другой в Иркутске. 

Мы уже так проходили через проблемы, связанные со строительством БАМа. Никто тогда в Церкви не подумал, что надо что-то делать. Прокладывается такая магистраль, а что там? Там же люди! Ну, и сами же столкнулись с большими проблемами в религиозном плане, после того как БАМ был построен. Православная Церковь не оказалась там доминирующей духовной силой, там возникли различные сектантские группы. Поэтому нельзя, ссылаясь на то, что людей мало живет или инфраструктура не развита, не думать о духовной жизни. 

Вот тогда возникла мысль: надо просто увеличивать количество епархий. А почему? Потому что Церковь построена таким образом, что все осуществляется через инициативу правящего архиерея. Так построена Вселенская Церковь. Господу было угодно, чтобы в основе церковной жизни были поставлены апостолы. А апостолы рукоположили епископов, вручив им всю полноту ответственности за церковную жизнь. Поэтому Православная Церковь не может развиваться без инициативы епископа — ничего не получится. А значит, вывод простой: чем больше у нас епархий, тем больше епископата, и тем епископат ближе к реальной жизни и к народу. 

Но возникает вопрос: а как все это реализовалось? Совсем недавно, буквально за несколько дней до нашей встречи, мне рассказали такой случай. Человек ехал в автобусе где-то в провинции — не буду называть регион, условно скажем, где-то в районе Урала. И вот едет человек и видит, что в этом же автобусе едет местный владыка. Ну, и к нему, конечно, люди подходят, подсаживаются, он с ними беседует, прямо в автобусе. И потом этот человек мне сказал: «Только увидев эту картину, я понял Ваш тезис, что епископ должен быть ближе к народу». Никакого средостения! Разве мог в этом районном автобусе оказаться правящий митрополит огромной епархии? Да никогда в жизни! Он и до районных центров добраться не мог, уж не говоря о том, чтобы на автобусе куда-то ехать. 

Поэтому задача, которую мы поставили, — чтобы епископ был ближе к народу. А это означает, что он будет оказывать большее влияние на народ, а народ будет оказывать большее влияние на архиерея и способствовать формированию у него правильного подхода к развитию церковной жизни. Вот, собственно говоря, и вся задумка. Надеюсь, что она сейчас осуществляется, и, получая информацию с мест, знаю, что это вообще-то так. 

— Ваше Святейшество, видите ли Вы какие-то вызовы для подрастающего поколения, которому Вы уделяете так много внимания в годы своего служения? В чем они заключаются, и будет ли Церковь как-то реагировать? 

— Молодежь — это то, от чего все будет зависеть в будущем. И проблема воспитания современной молодежи заключается в том, что так называемая современная культура очень сильно раскрепощает человеческие инстинкты. А молодость — это время, когда инстинкты работают очень сильно, и молодому человеку требуются очень большие волевые усилия, интеллектуальные усилия, чтобы достигать поставленных в жизни целей, не спотыкаясь об эти самые инстинкты. И мы знаем, что очень многие не преодолевают этого барьера, сходят с дистанции, перестают учиться, раньше начинают такую самостоятельную жизнь, которую, может быть, следовало бы немножко отложить, чтобы дать развиться всем своим силам — и умственным, и духовным, и физическим, и материальным. 

Совершенно очевидно, что вызов есть, и молодежь очень уязвима. И задача заключается в том, чтобы оказывать воспитательное воздействие на молодежь таким образом, чтобы они могли пройти этот очень важный этап своей жизни, когда плотское начало начинает превалировать над духовным и интеллектуальным началом, чтобы они могли сохранить свою целостность, способность создавать семью, достигать целей, поставленных в жизни. Поэтому работа с молодежью всегда сложная, но очень и очень важная, ведь от того, что происходит с молодым человеком, зависит будущее страны. 

Вот почему я считаю, что работа с молодежью в рамках нашей Церкви является несомненным приоритетом для всех нас. И я радуюсь тому, что епископат нашей Церкви разделяет со мной эти взгляды. 

— Ваше Святейшество, хочу вернуться к теме Украины. Отношения между Россией и Украиной сложные не только в церковных вопросах, не только в межгосударственных, — предпринимается попытка разделить два братских народа. На Ваш взгляд, есть ли шанс примирения и какова роль Церкви в этом процессе? 

— Мы все принадлежим к одной цивилизации. У нас цивилизационная общность, у нас культурная общность, у нас религиозная общность. А мне кажется, что общность, проистекающая из истории, культуры, религии, куда сильнее тех самых политических условностей, которые возникают сегодня, а завтра исчезают. Ведь конфликты иногда возникали в рамках одной и той же общности. Сейчас мне приходит на ум история, как в 1814 году Белый дом был захвачен англичанами. Произошла война между американцами и англичанами, это хорошо известная история. И что? И распалась англоязычная культурная общность? Да ничего подобного! Англия и Соединенные Штаты прошли через этот кризис, как и вообще через войну, а культурная, языковая общность сохраняется и сегодня. 

А если привести сходный пример (это уже из античной древности) — Пелопоннесские войны в рамках одного греческого этноса и культуры? Это же были реальные исторические войны, даже в школе, кажется, их изучают. Мы знаем, что творилось там, на Пелопоннесе. А что в результате? Греческая культурная и духовная общность сохранила этнос и сохранила внутреннее единство. Поэтому для меня совершенно очевидно, что наше духовное, культурное, цивилизационное единство — россиян, скажем так, и украинцев — куда сильнее, чем временные политические схемы и модели, которые работают на разрушение этого единства. Ничего не получится. 

— Ваше Святейшество, минувшее десятилетие было ознаменовано беспрецедентной атакой, агрессией на Церковь со стороны секулярного общества. Так вот, на каждый выпад, даже самый клеветнический, Вы всегда могли ответить и отвечали очень уверенно и мирно. Каково Ваше внутреннее правило, которое помогает справляться в такие моменты, собраться и вселить надежду? 

— Думаю, какого-то особого правила нет. Одно дело, когда ты слышишь что-то про себя лично, но хуже, когда говорят нечто несправедливое о Церкви, — тогда, хочешь ты или не хочешь, следует реакция на все это. Вот я для себя сформировал такое правило и хотел бы посоветовать многим следовать ему: в таких случаях никогда не нужно поддаваться эмоциональному чувству, эмоциональной реакции и действовать в соответствии с ней, потому что тогда можно сделать какие-то непозволительные ошибки. Это такой общий подход у меня, хотя не всегда, в силу своего характера, уровня своей эмоциональности, я следую этому правилу, особенно в общении с близкими коллегами, сотрудниками. Вот я сейчас смотрю, они так мило заулыбались. На самом деле это иногда бывает мило, иногда не очень, но, тем не менее, очень важно, что я этому правилу стараюсь следовать. Вы знаете, никогда нельзя допустить, чтобы злоба захватывала тебя. Ни в коем случае! Там, где злоба, там диавол. Раздражительность, эмоциональность — это может быть, на поверхностном слое, но никогда нельзя этот конфликт погружать вглубь своего сердца. Потому что тогда этот негатив может очень сильно повлиять на ваше мышление, ваш образ жизни, вашу манеру поведения с людьми, а уж для священника это категорически недопустимо. 

Поэтому, даже если что-то очень не нравится, лучше всего удержаться от немедленной эмоциональной реакции, что у меня не всякий раз получается. Но самое главное, чтобы эмоциональная реакция, особенно негативно окрашенная, никак не формировала ваши принципиальные подходы к решению той или иной проблемы или к отношению с тем или иным человеком. Думаю, это такое правило, которому необходимо следовать. 

— Сколько у Вас рабочих часов в сутки? Сколько Вы оставляете себе на сон? Успеваете ли Вы читать книги, ходить в театр? 

— С книгами и театром напряженка, но иногда я все-таки посещаю театр, особенно когда идут какие-то интересные премьеры. Я поддерживаю отношения с театральным сообществом, с некоторыми режиссерами, которые меня информируют о том, что, например, в программе этого театра какая-то интересная премьера, — но это бывает достаточно редко. 

Что же касается книг… У меня на тумбочке перед кроватью лежит вот такая кипа книг. Это все, что я должен обязательно прочитать, что входит в мой жизненный план. Но должен вам сказать, что чтение продвигается не так быстро, как мне бы хотелось, — хотя каждый раз, отходя ко сну, я беру в руки книгу и читаю. Сколько страниц удается? По-разному, но чтение присутствует в моей жизни каждый день. Потому что все остальное время занято чтением, но совершенно другим, — это огромное количество документов, которые через меня проходят. С этим, конечно, тоже нужно что-то делать. Я озадачиваю своих коллег, говорю, что нельзя, чтобы у Патриарха бóльшая часть времени проходила за работой с документами. Но сегодня это так. 

Тем не менее считаю необходимым оставлять какое-то пространство для интеллектуального и даже художественного чтения, но это пространство, к сожалению. очень-очень сужено. Спасибо вам.